Кружево Парижа

Я указала на очертания первоначального фермерского дома и где его расширили по бокам и вверху. На темной деревянной доске над входом мелом шла надпись: «19 К + М + Б 71». Строительство было не завершено, деревянные окна и балконы установлены, но крышу еще не покрыли. На краю, над деревянными балками, стояла маленькая елочка. Я совсем забыла про этот местный обычай, забыла, что шестого января празднуют поклонение волхвов, Каспара, Мельхиора и Балтазара, чьи инициалы были написаны мелом над входом. Гостиница была больше и новее, чем фермерский дом, но кое-что совсем не изменилось.

За столом сидела молодая женщина в традиционном тирольском платье с широкой юбкой, с каштановыми косами, уложенными вокруг головы.

Она поздоровалась, смотря на нас поразительно ясными синими глазами – неправдоподобная красота. Я замешкалась и обратилась по-итальянски.

Мы были в Санкт-Мартине, но все еще в Фальцтале, и я не готова была предстать никем, кроме проезжающей мимо туристки. Даже если бы я заговорила на верхненемецком, а не на местном диалекте, то появился бы акцент, и я бы не устояла и невольно перешла на родной язык.

Над столом висела фотография владельцев: раздобревший Ганс Пентер обнимал одну из девушек Штимфлей, похоже, сестру моей подружки Ингрид.

Рядом стояли трое взрослых детей. Я взглянула на администратора, потом на фото – женщина была одной из дочерей.

К обеду я оделась и накрасилась, не жалея макияжа: глаза подвела карандашом и надула губы, покрывая их бледно-розовой помадой. Будто маску надела и совсем была не похожа на себя в юности в брючном костюме от английского модельера Осси Кларка. Мне захотелось сесть в угловой нише в старинном тирольском стиле, укромном местечке. Джим предоставил заказ еды и вина мне. Я не проголодалась и теребила semmelbrot, ломая на кусочки, а он ел куриный суп с овощами.

В комнату, приветствуя посетителей, вошла хорошо одетая женщина средних лет в тирольском платье с красным лифом, длинной синей юбкой и в фартуке с рисунком. Она была похожа на мать Ингрид, из чего я вывела, что это ее сестра, вышедшая замуж за Ганса. Я откинулась на стуле, надеясь, что меня не заметят. Фрау Пентер исчезла в кухне.

– Ирмгард, – вдруг вспомнила я.

– Что? – озадаченно взглянул на меня Джим, не донеся до рта ложку.

– Ее зовут Ирмгард, она владелица гостиницы и подруга моей сестры.

Он кивнул и прежде, чем заговорить, сглотнул.

– Хочешь, расспроси ее о своей сестре.

– Не сейчас, Джим. Видишь, меня трясет. Подожди.

И после этого надолго замолчала, но это не имело значения.

Джим говорил за нас обоих. Рассказал о том, что хочет купить недвижимость в Европе, взвешивает все «за» и «против» Лондона и Парижа. Я улыбалась и кивала, не говоря ни слова.

Я заказала нам обоим форель. Как только я откусила бледный мягкий кусочек, память непрошено напомнила о себе. Я совсем забыла, что у мягкой белой рыбы был привкус земли. Интересно, что еще я забыла.

Когда мы очистили тарелки, я глотнула белого вина из Эчталя и приняла решение.

– Останемся еще на ночь. Завтра хочу прогуляться пешком.

– Пешком? – удивился он.

– Да. Грех побывать здесь и не погулять. И завтра вечером что-нибудь расскажу.

Желать спокойной ночи было нелепо. Мы разместились в двух комнатах рядом. Здесь нас никто не знал, притворяться было ни к чему, но, когда мы подошли к двери, у меня сжалось сердце. Не знаю, считать ли это благодарностью или нет, только в душе что-то шевельнулось.

Он ждал, пока я найду в сумочке ключ.

– А знаешь, почему я принял твое предложение? – неожиданно спросил он.

Я нашла ключ и подняла голову.

– Честно говоря, нет. Понятия не имею.

– Помнишь, ты сказала про родственные души? Таких, как мы, мало. Но только никто не понимает, кроме тебя, что вверху нам уже не одиноко, по крайней мере, не так, как в самом начале.

Я воткнула ключ в замочную скважину.

– Но ты понимаешь, да?

Я повернула ключ, и дверь распахнулась.

– Этот мир, долина, были малы для тебя. Ничто не могло тебя удержать среди этих деревьев. Ты должна была вырваться. В Монтичелло у меня было то же самое. Родись я здесь, тоже бы сбежал.

Не знаю, кто из нас больше удивился, когда я повернулась и поцеловала его в щеку.

– Спасибо, – пробормотала я ему на ухо.

С тех пор, как мы сели на самолет в Лондон, без присмотра нью-йоркской прессы у нас не было мгновения трогательнее. Его кожа была мягкой, наверное, побрился перед обедом. От него пахло новым лосьоном, видимо, купленным в Лондоне. Он поднял руку к щеке, потом опустил и подошел к своей двери.

* * *

На следующее утро я поднялась рано и вышла на балкон встречать восход. Яркий утренний свет скользил по одетым зеленью склонам, прогоняя тьму. Рассвет в горах приходит резко и неожиданно, не в пример неторопливым ленивым прибрежным рассветам Рио и Нью-Йорка. Только солнце появилось из-за высоких вершин, как вознеслось уже высоко в небо. Я хорошо выспалась – впервые за несколько месяцев меня не беспокоили головные боли. Я чувствовала себя легче, свободнее.