Кружево Парижа

У меня закралось подозрение, и я молчала. Однако по его тону трудно было что-нибудь определить, а лицом он уткнулся в карту. Как бы четки ни были условия договора, теперь, когда мы проводили медовый месяц, я все равно тревожилась. Я знала, что меня ждет, но иногда, на мимолетное мгновение, отчетливо ощущала, что он меня дразнит. Нужно было разработать стратегию. Доказать, что Граса ошибается.

– Нет, я ведь уже все заранее зарезервировала, – наконец объяснила я. – Перезаказывать отели вряд ли получится. И так мы больше увидим.

На другой день я привела Джима на Сэвил-Роу, где шили мужскую одежду, и с него сняли мерки для пиджаков, рабочих костюмов и хорошего смокинга. Увидев цены, он заартачился, но я настаивала, доказывая, что одежда – ключ к успеху, и в высших слоях общества Манхэттена достаточно снобов, которые оценят его новый гардероб. Как и многих мужчин, покупка одежды его не радовала, но портные привыкли работать с такими клиентами, и я оставила его на их попечение. А сама тем временем взяла такси до Кингс-Роуд, взглянуть на лондонскую моду.

Я не удивилась, что он вернулся в наш люкс первым.

С самодовольной улыбкой он сидел на диване, положив ногу на ногу.

– Как прошли примерки? – спросила я, закрыв за собой дверь.

– Нормально, – пожал плечами он. – На следующей неделе одежда будет готова, и ее пришлют или мы заберем на обратном пути.

Его лишенный эмоций тон означал, что радовался он не одежде, поэтому я огляделась, нет ли в комнате чего-то еще.

– Ясно.

Я поставила сумки. Кроме необходимых покупок в бутике Мэри Куант я приобрела к зиме несколько кашемировых свитеров для нас обоих в «Берлингтон Аркейд».

– А рубашки?

– Я вернулась на Джермин-стрит.

Он вздохнул, не пряча безразличия.

– Ничего нового.

Мой краткий осмотр комнаты не выявил ничего нового, кроме подноса с серебряным чайным сервизом, включая столик со множеством полочек с бутербродами, пирожными и булочками.

– Чай не остыл? – спросила я.

– Только что принесли. Присоединяйся.

Он похлопал по дивану.

Я села.

– Джим, опять карты?

Рядом с подносом лежала небольшая стопка. Я подняла самую большую карту дорог передо мной, и там, под ней, лежало два набора ключей от машины с серебряной эмблемой «Роллс-Ройса» на черных кожаных бирках.

* * *

Я отменила заказ на железнодорожные билеты, и мы отправились в Париж в двухместном «Роллсе» с откидным верхом.

Через два дня Париж ему наскучил, и теперь, когда Мадлен умерла (я ездила на похороны в 1968-м), у меня не было причин оставаться дольше.

Джим заявил, что хочет открыть счет в швейцарском банке, и на следующий день мы покатили в Швейцарию. Он ощутил вкус езды, и я отменила все заказы номеров в отелях, чтобы чувствовать себя вольготнее. Я послала факс Грасе, но понимала, что она будет недовольна. Теперь ей было сложнее со мной связаться.

Не сказать, что у Джима машина «плелась» – он уверенно выдерживал верхнюю планку скоростей, – но постоянно останавливался полюбоваться красивыми видами, осмотреть какой-нибудь замок или церковь, заехать перекусить. И каждый раз, будь то маленькая деревенька или большой город, он находил контору по продаже недвижимости и изучал витрины, определяя стоимость земли и домов, сравнивая с ценами Нью-Йорка и Манхэттена. Он знал цены на недвижимость по всему Восточному побережью и насчет земли любил держать нос по ветру.

Мы провели пару дней в Женеве. Я осталась в отеле, принимая тайленол, чтобы усмирить невыносимую головную боль, пока Джим посещал частные банки и сидел в комнате, делая заметки в блокноте в кожаном переплете, сравнивая условия и ставки.

Я знала, что Лорина больше нет в Санкт-Галлене, но возвращение в Швейцарию портило мне настроение. Откровенно говоря, ma chère, наш договор меня напрягал. Новый муж никогда не намекал ни на что неподобающее, был само внимание, но, как только мы оказывались наедине, мне было не по себе. В конце концов, мы были чужими. Я будто играла какую-то роль, а не жила, и чувствовала себя неловко. Сидя в одиночестве в женевском отеле, я невольно возвращалась к прошлому, к тому, что оставила. Джим, казалось, не обращал внимания на причины моей головной боли и повез меня к часовщикам Vacheron Constantin, откуда мы оба вернулись с новыми наручными часами.

* * *

В машине было мягко и уютно: заснуть на кремовой кожаной обивке сиденья ничего не стоило. Проснувшись, я посмотрела на элегантные новые часы на белом кожаном ремешке, любуясь золотым обрамлением простого белого циферблата. Прошло четыре часа с тех пор, как мы покинули Цюрих, куда Джим заехал по банковским делам. Я понятия не имела, где мы находимся, только по дорожным знакам различив, что все еще в Швейцарии, а не в Австрии, как ожидала.

– С возвращением, – сказал Джим, поворачивая ко мне голову. – Долго спала.

– Где это мы?

Я села и зевнула.

– Ну, я взглянул на карту и подумал, что хорошо поехать напрямик через горы, а не петлять по всем этим австрийским городам.

– Напрямик!

Я сразу проснулась.

– Ну, конечно, сократить путь в два раза.

Он смотрел прямо перед собой на дорогу, держась за руль.