Кружево Парижа

Он произнес «ты», а не официальное «вы», и это ошеломило меня, превратившись в нечто прочное и реальное, словно золото. Хотелось кинуться к нему в объятия, но что-то меня удерживало. За этим флиртом крылось нечто ужасно серьезное. Он, наверное, уловил мое напряжение.

– Тебе не интересно?

Он подтянулся на стуле и выпрямился, отдаляясь от меня.

– Или я ошибаюсь?

– Нет-нет. Ты не ошибаешься, – торопливо подтвердила я, подчеркивая сердечное «ты».

Он улыбнулся и облегченно откинулся на стуле.

– Так в чем же дело? – спросила я.

– Джентльмен не станет приставать к даме с поцелуями, если у них не было хотя бы одного свидания, и если не получит ее разрешения.

Я насмешливо поклонилась.

– Из этого следует предположить, что ты джентльмен?

– А как же.

В этот момент мы оба улыбнулись во весь рот, осветив тусклую лабораторию блеском своих зубов.

– Мадемуазель Кусштатчер, не откажите в любезности отобедать со мной в 8.30 в субботу вечером в Le Grand Véfour.

Я колебалась не потому, что сомневалась в Шарле, просто была наслышана об этом ресторане, его изысканной кухне и баснословных ценах. На какое-то мгновение мысль, что я, Роза Кусштатчер из Оберфальца обедаю в Le Grand Véfour, показалась более странной и невероятной, чем осознание того, что Шарль Дюмаре так же без ума от меня, как и я от него.

Но, как ты понимаешь, ma chère, дама не должна раскрывать своих тайн. И я просто сказала «да».

Мой внешний вид Диор взял на себя. Это была первая демонстрация нового парфюма, названного в мою честь «Мисс Диор», хотя ходит легенда, что он назвал его в честь сестры. Он всегда требовал безупречности, но в этот вечер ему хотелось, чтобы я выделялась. По-моему, ему нравилось сочетание удачного аромата и маленькой любовной истории, скрывавшейся за его созданием. И он умышленно решил отступить от идеального наряда, остановившись на шерстяном крепе для жакета и коктейльном платье из тончайшего бархата из первой коллекции.

– Но, мэтр, – возразила Мадлен, – вы же знаете, что такое Véfour, там все по высшему разряду, кругом ар-деко, позолота, цветные колонны и люстры. Ей бы надеть хотя бы вот это, вполне вечернее платье.

Она подняла черное платье с шелковой воздушной шалью, летящей над облегающим платьем. Бретельками служили гирлянды бархатных листьев, взбирающихся по плечам к обнаженной спине, а перед скромно украшал букет цветов.

– В нем она будет выглядеть богиней или феей.

– Именно, Мадлен, именно! – закричал Диор. – Но мы ведь хотим, чтобы он влюбился в Розу. Мы не хотим, чтобы она была частью роскошного декора, а чтобы она выделялась на этом фоне!

Хотя Шанель и придумала маленькое черное платье, но ответ Диора был великолепен. Юбка была не столь широка, как в полном комплекте костюма «Бар», но талия была плотно стянута над ниспадающей с бедер юбкой, переходящей в скромный полузакрытый цветок. На ней было два практичных больших кармана, а на лифе – глубокое квадратное декольте, замаскированное огромным бантом, словно я была подарком для Шарля, упакованным и готовым к вручению.

Когда я вошла в ресторан с разноцветным цветочным ковром, фресками, как в Помпеях, и украшенными лепниной потолками, я сразу поняла, что Диор был прав: меньшее превратилось в большее. Я замечала, как меня провожали взглядами, когда я проходила мимо, по настоянию Мадлен опаздывая на десять минут, но еще больше удивилась, когда Шарль не встал мне навстречу. Я стояла около своего стула и ждала. Я никогда раньше не встречала потерявших дар речи мужчин, но этот умный, такой уверенный в себе химик просто оторопел, ma chère. Если в твоей жизни будет такой триумф, дорожи им, они случаются так редко.

За спиной появился официант и выдвинул для меня стул. Только тогда, словно пробудившись от зачарованного сна, Шарль с большим опозданием вскочил из-за стола.

– Мадемуазель Кусштатчер, – сдавленным голосом сказал он, – никак не могу решить. Вы произведение искусства или сказочная принцесса?

– Доктор Дюмаре, – пожурила его я, – мы оба давно выросли, чтобы верить в сказки. Что касается искусства, – улыбнулась я, – оно на мне. – Я показала на свое платье. – Как и другой шедевр.

И протянула к нему надушенную руку.

Он встал, наклонился через стол над бледной рукой и вдохнул.

– Ах, идеально, – прошептал он, глядя мне в глаза.

Потом откинулся на стуле, когда тот же официант поднял бутылку шампанского, которое заранее заказал Шарль, и наполнил хрустальные бокалы.

– За будущее, – тихо сказал он и поднял бокал.

Разумеется, еда была выше всяческих похвал, но я, к сожалению, была настолько взвинчена, что не могла доесть ни одного блюда.

Шарль, как оказалось, пил мало, что – после моего отца – очень подкупало. Даже за десертом мы допивали ту же бутылку. Разговаривали то о пустяках, то о мечтах. Рассказали друг другу, как мы одиноки в этом мире: его семья погибла во время войны, я свою бросила.

Он жаждал приключений и путешествий, я хотела всему научиться у Диора. Мы одинаково хотели узнать друг друга, и под каждым кокетливым замечанием и находчивым ответом скрывались серьезные чувства.