Кружево Парижа

– Я знаю, вы в это не верите, – с достоинством заявила она. – В вашей стране такого нет, так сказал сеньор Шарль, но здесь она существует. Люди, когда завидуют, не любят тебя, встречаются кое с кем, колдуют, совершают ритуал, накладывают заклятье, потом ты болеешь, и врачи ничем не могут помочь, если это колдовство, и умираешь. Сеньор Шарль умрет, если мы ничего не сделаем.

Она редко говорила подолгу, и я ошеломленно на нее смотрела. Она была права, я в это не верила. Как и в медицину, в докторов, которые беседовали с Шарлем, упоминая сложные медицинские термины, разные идеи, которые ему не помогали ни на йоту. Я была в отчаянии и решила, что попытка не пытка.

– Что можно сделать, Граса?

Я никогда не ездила по Рио на автобусе, а теперь стояла в толпе пассажиров, одетых в линялую застиранную одежду. В оранжевой юбке и белом жакете я выглядела среди них как шут гороховый. Я ошиблась. В первый и последний раз за много лет гардероб меня подвел.

Я все думала, что Шарль сочтет это глупостью. Но я сама выбрала эту пустую надежду. Какой-то джентльмен из толпы уступил мне место, которое я благосклонно приняла, и мы поехали дальше. Граса меня охраняла, наши сумки подпрыгивали у меня на коленях, пока машина катилась по жаркой плоской равнине к северу от центра города. Когда мы добрались до нашей остановки, я пошла за Грасой в фавелу рядом с фабриками, теснившимися у дороги. Идти было недалеко, но путь казался нескончаемым. Высокие каблуки не приспособлены для прыжков через сточные канавы, вонючие лужи и тропы, заваленные мусором, в котором даже бедные брезгуют копаться.

Какое же было облегчение, когда мы добрались до больших деревянных ворот, прикрепленных как попало к грубой каменной стене. Граса громко хлопнула в ладоши и позвала Дону Апаресиду. После долгого ожидания послышался звук неуверенных шагов. Дверь открылась, и толстая женщина с глубокими морщинами на лице и черными с проседью завитками пригласила нас войти.

Мы шагнули в тень мангового дерева, словно в другой мир. Позади нас грязно-коричневая дорожка узкого переулка бежала между неопрятными рядами трущоб, пристроек с односкатной крышей и редких кирпичных зданий, но за стеной от проулка прятался мираж зелени и тишины. Деревья папайи проросли сквозь неровную стену, на которую взбирались побеги лозы чучу, покачивая колючими зелеными плодами; ниже большие зеленые капустные листья ожидали, когда их сорвут и тонко нашинкуют. Дерево авокадо согнулось под тяжестью огромных темных плодов; ветерок развевал зелень моркови на овощной делянке, и, каким-то образом втиснувшись, росла кукуруза с маленькими зелеными початками. Вокруг сновали тощие квохчущие куры. Попав на эту городскую ферму, спрятанную в запустении фавелы, я почувствовала прилив надежды, может, Дона Апаресида на самом деле обладает волшебным даром.

Мы прошли за ней в дом.

– Сядьте там, – приказала она, показывая на один из двух тяжелых деревянных стульев в центре комнаты и на кровать для Грасы. Я села. Хозяйка стала варить кофе. Одна сторона комнаты служила ей кухней: старая дровяная печка, большая каменная мойка и приставной стол с собранной морковкой и светло-зелеными чучу на деревянной разделочной доске. На плите варились в кастрюле бобы, издавая знакомый чесночный запах, который по утрам был почти в каждом бразильском доме. Следующая стена была вся в полках. На одной расположилась кухонная утварь: ножи, глиняная посуда, алюминиевые кастрюли, надраенные до блеска. Сверху стояло несколько железных баночек и стеклянные, от мала до велика. Я впервые видела набор: рис, бобы, сахар, кофе, соль, как во многих бразильских домах.

Граса устроилась на кровати, придвинутой к стене напротив «кухни».

Кровать была покрыта грубым вязаным хлопчатобумажным одеялом, каким накрываются люди, торгующие у дороги, которых я видела, проезжая вдоль по авениде Атлантика на пляж или в центр города.

Лоскут ткани, похожий на ситец, свисал с крышки деревянного ящика под кроватью: ее гардероб.

И меня вдруг пронзило: эта единственная комната была для Доны Апаресиды целым домом. Отрезвляющая мысль. Я будто потеряла все, будто сердце вырвали из груди, но, оглядев этот дом, я поняла, что у меня так много всего, столько вещей, столько удобств. А еще знала, что отдала бы все, лишь бы вернуть Шарля.

– Сеньора Роза, – начала она, налив нам кофе и по стакану воды.

Она сидела на тяжелом деревянном стуле ко мне лицом, стола не было.

– Из того, что мне рассказала сеньора Граса, я поняла, что вы не верите в духов.

Я на какое-то мгновение заколебалась, не желая ее обижать.

– В моей стране я никогда о них не слышала. У нас есть церковь, и все.

– Католическая?

– Да.

– Значит, вы знаете о дьяволе и демонах? – спросила она, пронизывая меня взглядом.

– Да, – медленно ответила я, думая впервые за многие годы об Оберфальце.