Читаем Крылатые волки на льняном поле полностью

Мягкое послевкусие зыбких ощущений укачивает. Уравновешивает прошлое, настоящие и будущее в купели сиюминутных переживаний.

Я Ангел Ожидания. Наши соприкосновения для неё - надежда, для меня - наказание.

И меня когда-то так же ждали. Терпеливо, без истерик, с понимающим спокойствием.

Ждали долго, прощали многое и улыбались при встрече.

Да, это наказание для меня. Потому что вся гамма чувств женщины по ту сторону стекла проходит по мне катком изнутри.

А ещё это искупление. Каток распрямляет моё чувство вины и разглаживает непонимание. И я понимаю всё глубже и глубже… Поспеши к тому, кто ждёт. Может быть, успеешь.

Меня не дождались.

Человеческие силуэты расплываются в плоскости оконного стекла. Город уплощается в оконной раме и становится почти статичной картинкой. Внутри каждой квартиры развешаны такие картины по стенам.

Я прихожу лишь к тем, кто ждёт. Кто искренно смотрит в окно и видит там не только неясные тени случайных прохожих, а живых людей, которые спешат, которых ждут.

Мне неведомо, закончится ли ожидание желанной встречей, я всего лишь помогаю ждать.


Диалоги обо всём


я тебя

***


- Я тебя… очень.

- Я тебя тоже.

________________________________


- Нет, ну так не пойдёт. Пусть они это говорят за полчаса до столкновения с айсбергом. Или сжимая последнюю противотанковую гранату в битве под Прохоровкой.

- Зачем?

- Пока получается лирика в чистом виде.

- Зачем так?

- Как?

- Цинично. Мелкопакостно.

- Разводить мелодраматичные сопли не в моём вкусе.

- Охренеть…

- Что?

- Ничего, говорю. Иду айсберг откалывать. Подходящего размера.


________________________________


P.S. 100 лет назад в ночь с 14 на 15 апреля 1912 года

«Титаник» пошел на дно.


диалог об апельсинах

***


- А может, пусть у меня будет фрегат?! Легкокрылый, стремительный…

- Белоснежно прекрасный? Пусть.

- А может… Пусть будет каноэ, и звуки дождя по тихой воде.

- Пусть.

- Я согласна и на…

- Пусть. Но… ты в утлой скорлупке от грецкого ореха качаешься, апельсиновые волны бьют о борт… Нет фрегата, но и штормы тебе не страшны. Нет каноэ, нет и врагов, крадущихся берегом.

- Зато есть огромный мир, сжавшийся до детского кулачка. Спелый апельсин, выжатый досуха. Есть стремление плыть, но нет паруса и руля.

- Есть небо в глазах. Губами ты ловишь ветер. Путеводное нечто в руке. Имея так много, мысли о том чего нет - легче лёгкого оставить на берегу и отчалить.


диалог о необязательных вопросах

***


- Ты меня любишь?

- Как об этом можно спрашивать?

- Так… Пройдёмся по болевой… нежно, мельчайшим абразивом. Стачивая уголки. Да?

- Когда я люблю - это процесс непрерывный. Без перерывов на обед, пауз на плохое настроение или пасмурную погоду.

- А если я хочу слышать об этом. Снова и снова!

- И сейчас?

- И всегда.

- И… я тебя. И сейчас, и всегда. И всем сердцем.


диалог о вере

***


- Не важно…

- Что не важно?

- Не важно, во что ты веришь… Или кому – не.

- А что же. Тогда.

- Не важно, веришь ли в то, что гвоздь в твою стену вбит очень крепко, и выдержит всё, что ты на него повесишь…

- А если не выдержит?

- Если не… И это не важно.

- Не важно. Но тогда?

- Важно кто верит в тебя. Кто верит с тобой.


диалог о сказках

***


- А расскажи мне на ночь сказку! Пожалуйста.

- Я... не смогу.

- Почему?

- Мои сказки не имеют счастливого конца.

- Ну ничего... Расскажи.

- Они злые.

- Сказки? Но сказки не могут быть злыми. Они ведь скааазки...

- У меня проблемы со счастливыми концовками. Не получаются. Я в них не верю.

- Тогда ты не понимаешь природу сказки... Зачем они вообще.

- Наверное. А у них есть смысл?

- Огромный. Они показывают, что счастливый конец в принципе возможен. Что добро сильнее при любых обстоятельствах. Что все случается, если в это верит хотя бы кто-то один.

- Да это не сказки, а прям целая философия оптимизма!..

- Сказка - это жизнь, в которой случаются чудеса.

диалог о страдании

***


- Очередная ванильная хрень.

- Ну зачем ты так… Люди же страдают.

- Так я и говорю! Хрень в ванильном сиропе разводят.

- Нельзя так… жестоко. Это же чувства. Это же… больно.

- Больно - это когда чистый хрен и без ванили. Всё остальное… можно пережить.


сказки добрые и злые

***


- Все сказки добрые.

- Чего? Это сказки-то?

- Ну да. В них же всегда побеждает добро.

- А какой ценой, не важно…

- Важно, что побеждает!

- И пинает поверженное зло кованными сапогами. Ага.

- Эээ… Ну и что?

- Да ничего. Обобщаю выводы о добродетели сказок.

- Так, смотри. Сказка о Красной Шапочке. Всё счастливо закончилось, бабушку с внучкой спасли. Что не так?

- Всё просто отлично. Особенно если вспомнить, что данная сказка - отголосок древнего солярного мифа, повествующего о солнечном затмении.

- Ещё раз. Для начавших утро без чашки кофе.

- В древнейших мифах герой-охотник освобождает солнце, проглоченное чудовищем, разрубая его. Поэтическое осмысление такого явления как солнечное затмение - понимаешь?

- Кажется. Девочка в красной шапочке - олицетворение солнышка, но причём здесь бабушка?

- А кто его знает… Может, пристёгнутая мораль про преемственность поколений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее