Читаем Крылатый пленник полностью

Вдвоём пробежали сотню метров, догнали остальных. Пустились все вместе бегом что было духу. Сперва держали направление к альпийским горам, на юг. Там леса, ущелья, можно укрыться.

— Смотрите-ка, тихо! Сколько времени бежим?

— Минут двадцать. Вот, началось. Ракета!

Со стороны покинутого лагеря взвилась в небо белая сигнальная ракета. Горное эхо разнесло по округе два винтовочных выстрела. Побег обнаружен.

— Ну, ребята, теперь уж надо «рапота, рапота». Беспрерывный кросс!

<p>4</p>

Это был марафонский бег с препятствиями, нечто небывалое в истории отечественного бега. Ощущали под ногами то рыхлую пахоту, то снег, то кочковатое болото. Взбегали на крутые косогоры, форсировали ручьи, перескакивали через пеньки на свежей лесосеке. Держались опушек, сторонились домов, селений, избегали просек, полян, дорог. На ходу соблюдали следующий походный строй: 1 + 1 + 2. Бегущий впереди именовался «ГПЗ» (головная походная застава), двое в арьергарде — «главными силами».

На рассвете, окончательно выдохшись, спрятались в густом ельнике. Земля, кое-где покрытая снегом, холодит разгорячённые потные тела. Одного оставили дежурить, слушать. Трое, прижавшись друг к другу, заснули. Веток не ломали, чтобы не оставлять лишних следов. Чью-то куртку кинули наземь, на ней улеглись, прикрывшись сверху другой. Дежурный вооружился самодельным ножом, похожим на кинжал — его изготовили ещё в лагере, на работе.

Иногда где-то поблизости слышался шум транспорта и голоса: шоссе проходило рядом, за деревьями. За день к этому шуму привыкли, к ночи он стал стихать. Не терпелось идти дальше. Но требовалось решить важный вопрос.

— Товарищи и друзья, — торжественно начал Терентьев, — разрешите вас известить, что я больше не считаю себя военнопленным. Группа объявляется партизанской. Поздравляю каждого персонально и всех вместе. Предлагается обсудить дальнейший план офицерской художественной самодеятельности в Германии. С докладом о нашем внутреннем и международном положении выступит старый любимец германской публики Вячеслав Иванов. Просим!

— На повестке дня, хлопцы, один вопрос: камо грядеши, или, по-русски, куды прёшь! Будем ли переть в соседнюю нейтральную Швейцарию, до которой двести километров нетрудного пути, или же подаваться на родину, до которой две тысячи километров труднейшего пути? Дело не в том, чтобы поскорее добраться домой. Это, как сказал Барбюс[117], естественное, но маленькое стремление. Дело, ребята, в тактике. Я собирал в Мосбурге проверенные сведения, когда в польском ревире у француза лежал. Есть точные данные, что швейцарцы выдавали наших пленных беглецов немцам.[118]

— Там фашистская головка свои семьи держит. Гиммлер[119], и Геринг[120], и прочая нечисть. Нет, туда подаваться опасно.

— Согласен. Потому моё предложение прежнее: двигаться не к чужим, а к своим. На подножном корму. И маршрут, по-моему, такой: выйти на реку Инн, пограничную между Германией и Австрией, форсировать её, выйти на австрийскую территорию, добраться до реки Дунай и, переправившись через неё, очутиться в Чехословакии, то есть на земле братской и дружеской. Чехи вернее, чем швейцарцы, помогут добраться до России. Может быть, даже повоюем вместе с чехами, в их партизанском отряде.

Кириллов стал беззвучно аплодировать Иванову.

— Генерал Вячеслав, вам присваивается звание маршала и орден «За свободу от баланды»! Заседание, полагаю, пора бы закрыть. Комиссия в составе Василия Терентьева подработает резолюцию. Все награждаются сухарями по норме № 1. Вообще-то не худо бы и пообедать, но за отсутствием наличия обед откладывается до особого распоряжения. Стемнело. Трубите сбор всех частей, маршал!

Трое суток пробирались лесами, и, видимо, немало поколесили в одном районе. Нужный отрыв от погони был достигнут, следы запутаны, выработан конкретный маршрут, но… кончились все остатки продуктов. На четвёртые сутки голод стал нестерпим, идти сделалось невозможно.

— Придётся экспроприировать экспроприаторов, — говорил Терентьев. — Немцы здесь горя не видали, живут богато. Может, магазин или ларёк какой-нибудь вскроем?

— За магазин или ларёк повесят. И привлечём к себе внимание. Не забывайте, друзья, умоляю вас, что мы поставили себе целью вернуть родине троих боевых лётчиков и одного пехотного офицера-фронтовика. Ради этого, ей-богу, стоит рискнуть, но рискнуть умно, с шансами на конспирацию. Поэтому отметаются все крупные операции. Нужно пополнять запасы понемногу, в деревнях, у кулачья, у помещиков и прочих классово несознательных элементов. Дьявол, но как охота жрать!.. — и Кириллов потуже затянул поясок.

— Как-то… трудновато. Непривычно… — поёжился Вячеслав.

Кириллов нахмурился:

— Сентиментальный романс маршала Иванова! Это неожиданно! Вы, товарищ, на войне или в гостях? Может быть, вас сюда пригласили по старой дружбе на крестины племянника? Я вас что-то плохо понимаю!

Терентьев остановил Кириллова. Он положил Славке руку на плечо. Правдивцев чуть-чуть насмешливо прислушивался к этой дискуссии. Его тоже злила Славкина щепетильность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия