Крылья Мастера / Ангел Маргариты

Родился бы идиот, снилось ему дальше, хотя он страшно лукавил: во-первых, не такой уж я морфинист, стал оправдываться он, а только начал, а во-вторых, я просто не хочу иметь детей, всю жизнь мешать будут. Почему - он не знал и неподдельно ужаснулся: в свете второго аборта моей любимой жене не стоит доверять мне, сделал он вывод. Не будет мне прощения, покаялся он, впадая в противоположную крайность, не будет! И заплакал навзрыд, безутешно и чисто, как не родившийся ребёнок.

***

Через неделю в момент ночного бдения над листом бумаги, он сообразил наконец, разбудил Тасю и сказал прочувствованно без щелчка в голове:

- Ты прости меня... идиота...

- Да простила, простила... - в сердцах бросила она, загораживаясь от света. - Давно простила... - и повернулась на другой бок.

- Я не об этом... - потянул он её за плечо.

Она снова, морщась, посмотрела на него, что он ещё выкинет в три часа ночи?

- Я стану знаменитым, очень знаменитым... - произнёс он мечтательно, глядя сквозь неё куда-то в пустоту.

Мысль о том, что ему обязательно помогут, будоражила его.

- Дай-то бог, - согласилась она, по-матерински терпеливо глядя на него и полагая, что этим всё и кончится и можно будет спать дальше.

Круги у неё под глазами всё ещё не прошли, и выглядела она уставшей.

- Надо придумать что-то такое, что оправдало бы меня в глазах моих читателей, - сказал он, как сумасшедший, намекая на лунных человеков.

Его белые, как лист бумаги, глаза не предвещали ничего хорошего, однако, с этой стороны не должно было произойти ничего страшного, потому что укол на ночь она ему сделала с чистым морфием, чтобы он спал, а зряшно не корпел. Не то чтобы она была против, но в душе не одобряла, считая, что и литература, в том числе, губит его.

- Придумай, - посмотрела она на него с терпением бывалой жены.

И он придумал:

- С девочкой, дифтерией и собственной неловкостью, когда отсасываешь мокроту!

- Не очень-то правдоподобно, - подумала она вслух, закатывая глаза.

- И так сойдёт, - махнул Булгаков.

- Догадаются... - сонно вздохнула Тася.

- Никто не должен знать, что я наркоман! - потребовал он и подумал, что лунные человеки должны помочь, не зря же они появились в его жизни.

- Ладно, ладно, никто! - постаралась она придать голосу серьезный тон и взяла своё. - Но это же не может длиться вечно!

Он недовольно заёрзал на стуле и, как всегда, мучаясь неразрешимостью ситуации.

- Если ты хочешь стать знаменитым, - сказала она ему так, как говорят недорослю, - тебе надо продержаться как можно дольше.

- Как это? - удивился он и перестал пялиться в стену. - Как?..

- Нужна система, нельзя часто колоться, положим, два раза в день. Всё остальное время терпи.

- Терпеть?.. - переспросил он, словно очнувшись. - Попробуй, а я посмотрю!

Он выпялился на неё своими белыми, как снежки, глазами.

- Иначе не дождешься своих поклонников, - твёрдо сказала она и со значением посмотрела на него, мол, сам должен соображать, я всего лишь твоя жена, а не бог.

И ему сделалось плохо от одной мысли, что надо дожить ещё до утра. Теперь он мерил жизнь маленькими отрезками времени: от сих до сих, укол, потом снова от сих до сих, и только потом долгожданный укол.

- Ты думаешь, у меня получится? - спросил он с глупой ненавистью, имея в виду литературу, а всё остальное не имеет никакого значения, всё остальное казалось ему преходящим, даже его прекрасная Тася, которую он обожал, как матрос швабру "машку".

Она поняла его, как понимала всегда, но не подала вида, полагая, что семейная жизнь и должна быть такой приторной, как пастила в шоколаде.

- Я даже не сомневаюсь, - сказала она так, чтобы он не вспылил.

Что она имела в виду, он так и не понял.

- У меня ничего не получится! - посетовал он, с ненавистью глядя на чистый лист бумаги.

Он не мог написать ни строчки, но всё равно интерпретировал метафизику происходящего в классические формы мифологии и религии, потому что по-другому не умел. Эмоции истощались, как колодец в пустыне. Душа пребывала в диапазоне от ярости до уныния, но это совершенно не помогало, напротив, иссушало ещё больше.

Тася хмуро посмотрела на него и решилась, понимая, что ходит по лезвию бритвы:

- Надо найти своих благодетелей!

- Ё-моё! - вспыхнул он и посмотрев на неё с ненавистью. - Зачем?!

Он-то по наивности вообразил, что лунные человеки принадлежат только ему, что он волен делать с ними всё, что заблагорассудится, например, растерзать реально или в романе, он ещё не знал, в каком, но всё равно растерзать, а оказывается, он ревновал их даже к памяти "СамоварЪ" и всему тому, что наговорил ему лакей со стеклянным глазом, единственно уповавший на его талант. И никто не имел права прикасаться к этому! Никто! Даже Тася!

- Они всё могут! - объяснила она доходчиво, намеренно не замечая его состояния. - Я не понимаю, чего ты боишься?..

Казалось, она приоткрыла тайну и этим неимоверно разозлила его.

- Я ничего не боюсь! - заорал он, зная, что это подло, мерзко и не даёт ей шанса. - Ничего!

- Тогда тебе и карты в руки! - не сдалась Тася.

- Сука! - закричал он в бешенстве. - Горгия! Убью!