Почти сразу после свадьбы на долгие четыре года пошли фронтовые письма: маленькие белые треугольники, которые идут за человеком с фронта на фронт, пробиваются по трудным дорогам; в торопливых своих и мелких, беспомощных по-детски словах они несут еще живое тепло, несут его от тех, кто даже не знает, будет ли на письмо ответ, или, может быть, уже поздно…
За эти годы она стала ботаником. Это было вовсе не тихое домашнее дело, как кажется иным; вместе с экспедицией она прошла тогда по пескам среднеазиатской пустыни и по узким горным тропам с заданием найти растения, утоляющие жажду; и если в экспедиции всем давали фляжки с водой, то ей не давали и до вечера нельзя было пить, чтобы не потерять ощущения жажды. За день от каких-то малоизвестных растений, которые приходилось жевать, невыносимо жгло во рту. Однажды, когда она шла одна и, совсем обессилев, с трудом добралась до небольшого источника, отмеченного на карте, она увидела, что горный ключ оказался под скалой и воду нельзя было достать кружкой; лежа над ключом, почти без сознания, она слышала, как какая-то веселая птица пьет и полощет горло под скалой; наконец после долгих усилий все-таки удалось намочить в воде носовой платок. Отсюда, из экспедиции, она тоже писала письма, и они уходили на фронт тяжелой и долгой дорогой, тоже, очевидно, в пути задыхаясь от жажды.
Потом война кончилась, и он вернулся. Ей тогда вдруг захотелось тихой и мирной жизни на одном месте — не потому, что она не любила экспедиции, а только потому, что жила с ним всего десять дней после свадьбы. Ей хотелось поэтому спокойной жизни на одном месте и чтобы был ребенок.
А он, пока ехал к ней, уже придумал себе дело: почти такое же опасное, как война. Он очень мало пробыл дома и вскоре взял направление на Крайний Север: ему это было нужно, чтобы освоить тяжелые машины и в конце концов все же попасть на ту опасную работу, без которой он никак не мог обойтись. Она не поехала за ним на Север. В это время она только что начала свое кропотливое и долгое дело. И они поссорились.
В день, когда он, стараясь не глядеть ей в глаза, объяснил, что снова уезжает на год, она ждала его особенно нетерпеливо, чтобы сказать, что у них теперь будет ребенок. Но поняв, наконец, что он опять уезжает, пробыв дома немногим больше чем десять дней, она обиделась на него так, как может обидеться только женщина. И ничего ему не сказала. Он уехал. Оттуда он писал ей письма, но она не отвечала. Ребенок родился мертвым. Тогда она послала телеграмму, и он прилетел через несколько дней. На него страшно было смотреть — такой он стал растерянный и беспомощный. Она ему все простила. Она не знала, чего бы она ему не простила. За этот год она окончательно убедилась, что совсем не может быть без него. И он остался с ней в том же городе, где получил, наконец, работу, о которой мечтал. Знание тяжелых машин помогло ему попасть туда, куда брали немногих, только самых лучших, и где день неожиданно мог окончиться смертью.
Счастье быть вместе с ним неразрывно сплелось с постоянной тревогой и с бесконечным ожиданием по вечерам, когда он задерживался; и она до позднего вечера не знала, придет он или нет. Она старалась привыкнуть к своей судьбе. У нее не было выхода. Он любил ее и в то же время любил свою рискованную работу, и она понимала его, потому что тоже любила свою работу, только ее дело было более скромным и требовало всего лишь тихого и долгого терпения. Переносить свою судьбу все эти годы помогали ей цветы Катлеи.
У цветов Катлеи можно было учиться терпению. Их самих учила этому природа. Там, где они родились, в далеких и трудных для жизни сумрачных лесах Бразилии, им приходилось растить в каждом грамме своей пыльцы миллионы спор для того, чтобы вышел из них один, редкий даже в этих богатых лесах, цветок. За ним, затерянным в непроходимых тропических зарослях, готовые на все из-за его необычайной красоты и нежности, люди снаряжали экспедиции и подолгу бродили в диких лесах, чтобы найти цветок Катлеи. Потом его бережно везли к побережью и пароходом отправляли в Европу. И уже оттуда в железнодорожном вагоне, все время под специальным наблюдением, он прибыл в ботанический сад.
Даже ботаники, привыкшие ко многим чудесам, долго смотрели на этот знаменитый цветок, воплотивший в себе мудрый и затейливый замысел природы. С этих пор, шесть лет тому назад, Нина Павловна начала свою большую работу. Многим это могло показаться не очень трудным или не очень нужным — вырастить и размножить, сделать доступными людям цветы Катлеи.
За эти годы ей пришлось столкнуться с разным отношением к своему терпеливому труду.
Ей приходилось встречать людей, которые считали работу цветовода несерьезной только потому, что цветы не хлеб и их не употребляют в пищу. Но она думала о том времени, когда всем людям станет жить гораздо лучше и тогда очень будут нужны цветы, а кто их даст, если только для того, чтобы в непривычных для него искусственных условиях зацвел первый цветок Катлеи, надо ждать пять или десять лет?