Крыло беркута. Книга 1

Третьи считали виновниками случившегося енейцев. Тут уж особых доказательств не требовалось, потому что всем была известна давняя, переходившая из поколения в поколение вражда племен Еней и Сынгран. В бесконечной братоубийственной войне обе стороны, действуя с переменным успехом, не упускали случая куснуть друг дружку. Енейские конные лучники при нападении на сынгранцев в свадебный день струсили всего-навсего из-за появления за спиной мальчишек-наездников, и, конечно, злость у них после этого лишь возросла. Были все основания думать, что именно они, распалившись после позорного бегства, и совершили злодеяние.

Булякан-турэ долго, целый год, слушал всякие толки и пересуды, зажав горе в кулак, и пришел к решению:

— Напасть на енейцев, отомстить за Минлибику!

Для этого не требовалась длительная подготовка, не было необходимости настраивать егетов на нужный лад, уговаривать, объяснять. Их тоже качали волны горя и ненависти, залившей сынгранскую землю, и довольно было единственного слова или знака, чтоб они кинулись мстить недругам.

И вот предводитель племени вышел из юрты, обратил лицо к небу, постоял, будто вдруг задремав, поднял руки вверх и негромко, так, чтоб услышали только несколько человек из его охраны, произнес:

— Барлас!

Два егета, точно этого и ждали, подхватили клич, услышанный из уст предводителя. Над яйляу разнеслись их зычные голоса:

— Барла-ас! Барла-ас!

Молодежь, обученная владеть оружием, мигом оседлала коней и собралась у старой березы, на которой была вырублена родовая тамга Булякана, служившая одновременно знаком всего племени.

Булякан-турэ осмотрел всех, проверил оружие и объявил, что берет в поход только двадцать своих батыров. Остальным велел безотлучно оставаться на охране родного становища.

Как у всякого достойного упоминания турэ, у Булякана были особо подготовленные батыры-ильбагары, надежнейшие воины. Булякан долгими стараниями довел их число до двадцати. Двадцать батыров, двадцать самых сильных и отважных защитников племени. Немного, конечно, если сопоставить это число с числом батыров соседнего племени Тамьян или более далеких племен Юрматы и Ирехты, — у них, говорят, по сорок батыров. Но и немало, если вспомнить о таких мелких окрестных племенах, как Буляр, Байлар, Тазлар или План, Киргиз, Сартай, Сарайгыр, когда-то многолюдных, однако по разным причинам увядших, обессилевших и превратившихся в заурядные роды. Таким образом, приходилось Булякану, глядя на сильных — размышлять и делать выводы, глядя на слабых — благодарить судьбу.

Поход во главе двадцати батыров — тоже немалое дело…

Енейцы обитали в долине Меллы. Двигаясь неторопливо, с утра, как принято, до полудня, можно было покрыть расстояние до них за четыре-пять кулемов, то есть переходов. Но Булякан заторопился. Почему-то в голову ему пришла мысль: пока он доберется до обидчиков, случится что-нибудь, что не даст поразить цель. Скорей, скорей добраться до коварного врага!

Убедившись, что батыры полностью готовы к походу, Булякан взглянул на солнце. Оно стояло в зените.

— Барлас! — вскричал предводитель и повторил: — Барла-ас!

Двадцать всадников одновременно тронули коней, двинулись, вздымая пыль, в сторону енейской земли — мстить за Минлибику.

Булякан решил двигаться без длительной послеобеденной остановки на следующий день. Сегодня на ночь они остановятся, покормят коней, завтра к вечеру достигнут енейских пределов. Там, понятно, придется переночевать, затаившись где-нибудь, а послезавтра утром…

А послезавтра предводитель енейцев Байгубак предстанет перед Буляканом, понурив голову. Конечно, предстанет, никуда не денется! Немало попортил крови сынгранцам этот енейский предводитель, рожденный марийкой. Надо проучить его как следует, пусть запомнит, кто такие сынгранцы! А то слишком уж распоясался!

Да, придется пощекотать енейского турэ. Булякан покажет свое превосходство над ним, заставит покаяться, что схватился с человеком, до которого еще не дорос. Однако у него нет намерения разорить все племя. Вообще он, Булякан, не поклонник барымты и не любит предводителей, готовых обобрать людей догола. Ему честь дорога, и сейчас важно лишь утолить жажду мести за дочь. Ну, скот и добро, захваченное вместе с Минлибикой, он вернет, это само собой разумеется…

Сначала Булякан хотел сообщить о своем походе Шакману, — сват все же, не случайный сотрапезник, а родственник, — но отказался от своего намерения. О зяте же подумал с одобрением: «Вот на него можно бы положиться. Не в отца — совестлив. Может, станет мне надежной опорой, когда отыщется Минлибика».

Уже в самом начале, предпринимая шаги с тем, чтобы выдать дочь за сына тамьянского предводителя, Булякан рассчитывал на порядочность будущего зятя и надеялся сблизиться с ним. За этим был расчет покрупней.