— Пиши! Напиши так: «глава племени Тамьян предпринял поход, чтобы вернуть приданое своей снохи, и вернул, показав бесчестному предводителю енейцев Байгубаку, кто он такой…»
Мулла не понял, к кому относятся слова «кто он такой»: то ли к самому Шакману, то ли к Байгубаку, то ли и к тому, и к другому. Пока он, держа перо на весу, размышлял над этим, турэ переменил свое решение:
— Нет, не так. Сначала напиши: наш турэ послал к предводителю енейцев послов… А уж коли они по-доброму не вернут…
Шакман сжал пальцы в кулак и кашлянул с таким видом, будто Байгубак со всем своим племенем был уже зажат в его кулаке.
18
Итак, Шагали направлялся в сторону Казани. Никуда не сворачивая, он и два его спутника мчались вперед. Останавливались лишь ненадолго, чтобы у попавшейся на пути речки или родника поесть, покормить коней и снова вскочить в седла. Шагалия не интересовали названия рек, которые утоляли его жажду в зной и предоставляли зеленые ковры прибрежных лугов для ночлега. Одно лишь название занимало его — Казань. Неотступно следовавшие за ним егеты ухитрялись иногда подбить дичь, а однажды стрела догнала стремительную косулю.
Увидели Казань на четвертый день пути от Сулмана, вечером. Чем ближе подъезжали к городу, тем чаще Шагали подергивал поводья, тем нетерпеливее бил пятками изнуренного коня. Обогнали несколько повозок, двигавшихся в ту же сторону. Прислушавшись к голосам путников, Шагали узнал, что простирающаяся вокруг местность называется Арским полем. До городских стен было рукой подать, и у него возникло чувство, будто он уже нашел свою Минлибику. Скоро, скоро наступит счастливый миг, когда они вместе тронутся в обратный путь!..
— Осталось сделать еще рывок! — крикнул он, оглянувшись на товарищей. — Вперед, Гнедой! Хайт, хайт!
Однако силы у Гнедого, видно, иссякли, даже ременная плетка не прибавила ему резвости. Почувствовав жгучую боль, конь скакнул пару раз и вовсе остановился.
Навстречу шел человек, неторопливо ведя запряженную в телегу лошадь под уздцы.
— Куда спешите? Все равно ворота уже закрыты, — сказал он, остановившись.
— Какие ворота?
— Городские, какие же еще! Теперь их закрывают перед заходом солнца.
— Как это — закрывают?
— Ну, как всякие ворота… Так повелел хан. Придется вам до утра приткнуться где-нибудь здесь. Я вот тоже местечко присматриваю…
Странно было это для Шагалия. На земле, где он живет, нет никаких ворот, ни открывать, ни закрывать их не надо. Человек в любое время может пойти или поехать, куда желает, лишь бы дозорные не остановили. Неужто у хана нет дозорных и ему приходится прятаться на ночь за воротами? Смешно…
Пришлось расположиться на ночлег.
Легли спать, не поужинав: навалилась усталость. Переживания последних дней и дорога сильно утомили Шагалия, к тому же душевное напряжение сменилось, как это случается в конце пути, чувством успокоения. Он провалился в глубокий сон и ни разу за ночь не пошевельнулся. Как ткнулся вечером головой в седло, так и проснулся утром.
Когда Шагали открыл глада, солнце уже встало. Он принялся будить товарищей и вдруг похолодел.
— Где кони?!
Егеты вскочили, протерли глаза — нет коней.
Под Казанью, где кишмя кишел сбродный люд, водились ловкачи, которые коня не то что с луга увести — из-под всадника выкрасть смогли бы. Хорошо еще, если головушку свою тут не потеряешь… Побегали тамьянцы туда-сюда, порасспрашивали встречных, обшарили приречные заросли — от коней ни следа. Пока бегали, лишились и седел, оставленных на месте ночевки. Что теперь было делать? Пешим ходом, с луками за спиной и колчанами на боку, двинулись к городу.
Ворота, преградившие вчера путь в город, были растворены. По обе стороны ворот толклись люди, одни шли туда, другие обратно. Подивило Шагалия такое многолюдье. На него, не видевшего больших скоплений народа кроме как на собраниях племени, особое впечатление произвела базарная площадь.
Хотя казанский базар тех времен уступал прославленным торжищам других крупных городов Востока, было и на нем чему подивиться. Торговля начиналась уже у городских ворот. Тут прежде всего бросались в глаза разномастно одетые воины хана. Воинам было недосуг ждать покупателей, они сами выискивали людей, с виду более или менее состоятельных, и, встав на их пути, предлагали награбленные где-то товары самого разного рода — от драгоценностей до сущих безделиц. Покупатель, спасшийся от настырных армаев Сафа-Гирея, попадал в окружение собственно торговцев.
Знающий человек легко мог определить по одежде, откуда приехал тот иной купец. Вот армяне в серых и черных каракулевых папахах. С надменным видом стоят купцы в красных фесках с кисточками — это турки либо крымские татары. Пестрые халаты и длинные, похожие на полотенца кушаки выдают бухарцев. А вот русский купец в круглой меховой шапке. Храбрый, должно быть, человек, коль рискнул приехать в Казань при Сафа-Гирее…
На одном краю базарной площади торгуют скотом. Продают коз, овец, коров, лошадей, ослов, верблюдов. Продают сено в возах. Поэтому место это называется Сенным базаром.