Крыло беркута. Книга 1

Посредине площади, подстелив под себя бешметы, сидят мелкие торговцы всякой всячиной, для которых базар стал родным домом, местом жительства. Они взывают к прохожим, громко расхваливая свой товар. Один отмеривает маленьной деревянной ложечкой соль. Второй, чихая, извещает, что перед у него необыкновенно жгучий, и, если находится покупатель, отсыпает е, му в уголок платка щепотку. Третий, размахивая пучком душицы, прельщает ее целебными свойствами, а прельстившемуся предлагает еще и белену. Четвертый продает березовые веники… И все кричат, зовут к себе, навяливают нужное и ненужное.

Купцы, одетые по-чужеземному, не горланят так и не мелочатся. Лишь завидев какой-нибудь ходовой, сулящий выгоду товар, они налетают коршунами и забирают все подчистую, чтобы увезти в свои далекие края. Если же нет такого товара, степенно выжидают, запрятав за пазуху кожаные кисеты с монетами. По части купли-продажи особенно ловки армяне. Они частенько оставляют с носом надменных турецких купцов, первыми подоспев к казанскому сафьяну, к добытым где-то за Нукратом, на Урале, собольим и норковым шкуркам, к доставленным с того же Урала, с верховьев Сулмана, драгоценным камням. Армяне держатся дружным землячеством. Рядом с самым оживленным местом базарной площади стоят их каменные лавки — особый городок внутри города. Они рассчитываются преимущественно деньгами, в их кошельках не переводятся серебряные и золотые монеты, отчеканенные в разных странах в разные годы и даже века.

Продираясь сквозь возбужденную толпу, три тамьянца вышли к узкому безлюдному переулку. Голод — со вчерашнего дня ничего не ели — и базарная толчея притомили их, поэтому они обрадованно свернули в этот переулок, откуда повеяло прохладой. В тени переулка легче стало дышать. Егеты, почувствовав себя посвободней, даже заулыбались. Но тут какой-то бедно одетый старик, плюнув им вслед, прокричал:

— Кяфыры! Порази вас аллах!

— Кого ты бранишь, бабай? — поинтересовался один из прохожих.

— Кого же, как не этих армаев! Воины хана потеряли всякий стыд, средь бела дня идут в переулок Гуршадны. Тьфу! Хоть бы подождали до захода солнца, бесстыжие!

Шагали, конечно, не понял, чем нехорош переулок Гуршанды и почему должно быть стыдно ходить здесь при свете дня, но ему понравилось, что его с товарищами приняли за воинов. Обернувшись к старику. Шагали сказал:

— Мы, бабай, идем во дворец хана. Верно ли идем?

— Верно, верно! — засмеялся прохожий, заговоривший с рассерженным стариком. — Уже дошли. Сейчас Гуршадна-бика проводит вас, куда надо…

А старик, разъяренно взмахнув палкой, посунулся к Шагалию:

— Черноликий! Пусть поглотит тебя земля за то, что насмехаешься над старым человеком! — Старик снова взмахнул палкой, но ударить не ударил. Еще раз плюнул и пошел прочь, не оглядываясь.

Удивленные этим странным происшествием, тамьянцы двинулись было дальше, но, сообразив, что глухой переулок — не слишком подходящее для ханского дворца место, повернули обратно и остановились возле выступающего на мостовую каменного крыльца. Крыльцо вело в большой дом, окна которого изнутри были затянуты голубыми занавесками. Гладкие, выложенные из пятнистых плит ступени поманили присесть, а у егетов гудели ноги. Недолго думая, они пристроились сбоку крыльца — немного отдохнуть.

— Красивые камни, — сказал один из егетов, поглаживая рукой пыльное крыльцо. — Откуда их, интересно, привезли?

— Да есть, наверно, гора вроде нашей, — равнодушно отозвался Шагали. Мысли его были заняты другим. — Эх, коней жалко! — вздохнул он. — Были б кони — не сидели бы мы тут…

Возможно, просидели бы они, беседуя, довольно долго, отдохнули в холодке после базарной духоты, но неожиданно заскрипела дверь, и из дому вышел полнотелый скуластый мужчина. Смуглое потное лицо его блестело, будто смазанное жиром. На ходу, спускаясь с крыльца, он надел на голову войлочную шляпу, притронулся к висящему на поясе кинжалу, — должно быть, проверил, на месте ли висит.

Егеты вскочили на ноги.

В дверном проеме показалась женщина в расшитом еляне.

— Захаживайте, не забывайте нас! — пропела она вслед мужчине с кинжалом. — Дверь моего заведения для воина всегда открыта. При вашей нелегкой службе не мешает и развлечься…

— Благодарю, Гуршадна-бика, за заботу! Услуги твои не забудутся.

— А это тоже ваши? — спросила женщина, кивнув на тамьянцев.

Мужчина взглянул на них, свел брови.

— Нет, Гуршадна-бика, я их прежде не встречал, — ответил он и ушел.

— Вы, наверно, первый раз… — сказала Гуршадна-бика, обращаясь к егетам. — Добро пожаловать! Заведение у меня просторное. Подружка найдется на любой вкус!..

— Мы это… Мы думали, тут — ханский дворец, — растерянно пробормотал Шагали.

— Не ханский тут дворец, а райский, хе-хе-хе, — захихикала хозяйка заведения. — Рай у меня для вас, право, рай! Ну, входите! Я на улице не торгуюсь. Деньги-то у вас есть?

— Нет у нас денег.

Шагали даже провел рукой по груди, как бы доказывая, что за пазухой у него пусто.