Крыло беркута. Книга 1

Обычно сильным считается город или государство, управляемое твердой рукой. Правитель с твердой рукой страшит врагов. Там же, где правитель слаб, беспечен, при возникновении опасности твердость проявляет народ. И нет силы сильней, чем люди, вступающие в схватку по собственной воле.

Беспечный муромский князь не относился к числу надежных правителей. Своим долгом он считал лишь сбор и отправку дани в Москву. Весть о предстоящем походе Сафа-Гирея привела его в растерянность. Князь ограничился тем, что спешно отрядил гонца в Москву с просьбой о помощи. Тем временем казанское войско приближалось к Мурому, и князь, воспринимая вести об этом как новые и новые удары судьбы, решил тайно отправить свою семью вслед за гонцом. Но взбудораженные муромцы разгадали его хитрость и в ярости набросились на княжескую карету.

— Стой! Куда бежите, оставив нас?

— Поворачивай назад!

— Пусть князь выйдет к народу!

— На площадь! Все — на площадь!

Завернув разукрашенную карету обратно к княжескому двору, муромцы хлынули на площадь в центре города. Князя не дождались, но нашлись решительные вожаки. Городские ворота закрыли. Началась подготовка к встрече с врагом.

Вести о приближении Сафа-Гирея намного опередили его войско. У горожан хватило времени не только вооружиться, но и обдумать свои предстоящие действия. Князь пришел в себя, созвал выбранных ополчением воевод. Судили-рядили, как будет лучше: ждать врага в городе или выступить ему навстречу? Решали то так, то эдак. Наконец, кто-то предложил решение, с которым все согласились: ждать не в городе и не в открытом месте, а в засадах, затаившись в лесочках на том, на левом, берегу.

Хитрость удалась. Ударили по ханскому войску неожиданно, с боков и с тыла, и оно смешалось, заметалось, как попавшая в теснину отара. Пока воины Сафа-Гирея, не ожидавшие такого отважного наскока русских, опомнились, порядком их полегло.

В сравнении с ханским войском муромских смельчаков было намного меньше, и только теперь, сойдясь с врагом лицом к лицу, они увидели, насколько серьезна противостоящая им сила, однако не дрогнули. Разгорелась битва пеших с конными. Тем временем оставленные в городе — ведь чем черт не шутит — ратники и ополченцы, видя, как обернулось дело, быстро переправились на лодках через Оку и кинулись на неприятеля опять же с тыла. Огорошенному новой неожиданностью хану, чтобы вырваться из тисков, пришлось с остатком войска прянуть в сторону. Воодушевленные успехом муромцы бросились следом, но пешему конного, понятно, не догнать, а казанцы больше в бой не стали ввязываться.

Сафа-Гирей вернулся в Казань, потерпев позорное поражение, потеряв у Мурома значительную часть войска, немало коней и оружия. Многие егеты, разными судьбами угодившие в это войско, в их числе и Шагали из башкирского племени Тамьян, остались лежать на поле боя.

22

Шакман-турэ, лишившись душевного равновесия из-за скитающегося где-то сына, ослабил внимание к своим повседневным обязанностям и делам, к жизни племени. Несколько происшествий напомнили ему об этом.

Неведомо откуда налетевшие лихие люди угнали из табуна десяток лошадей. Кому-то из тамьянцев попался на глаза одноухий бродяга, его и прежде замечали. Случайно Шакман узнал, что глубокой ночью у муллы Апкадира побывал гонец из чужих краев. Явный непорядок! Предводитель племени жив-здоров, никуда не отлучился, так с какой же стати, не ставя его в известность, мулла принимает гонцов, тем более — ночью?

Хотя Апкадир пытался оправдаться тем, что посторонний человек, дескать, приезжал по делам, связанным со служением вере, Шакман дал ему за самочинство хороший нагоняй. Пусть помнит: хозяин на тамьянской земле — один, и никто не вправе поддерживать без его ведома какие бы то ни были сношения с другими племенами. Для пущей убедительности внушения Шакман велел выпороть на глазах муллы провинившегося табунщика. Разумеется, к мулле и впредь будут ходить и приезжать люди. Пусть ходят, пусть приезжают. Но почему в последнее время делается это в обход предводителя племени? Почему приезжие не просят сначала разрешения или благословения у Шакмана?

Мулла явно наглеет. Слуга божий перестает считаться с главой племени. Значит, Шакман ослабил поводья. Значит, как предводитель проявляет слабость, недальновидность. В самом деле, давно он не предпринимал ничего такого, что привлекло бы к нему всеобщее внимание, подтянуло всех.

Роль предводителя заметно повышается, когда племени грозит опасность. Тут уж народ волей-неволей сплачивается вокруг своего турэ. Ну, а если не грозит опасность? Как тут быть? Нет, Шакман не против мира и спокойствия, но вызвать в племени некоторую напряженность он считает полезным. Для этого можно натянуть отношения с каким-нибудь племенем послабей. Или, по меньшей мере, пустить слух, что соседи собираются напасть на тамьянцев. Слишком спокойной жизнью порождается беспечность. Неспроста же конокрадам удалось угнать из табуна лошадей и по тамьянским лесам бродит какая-то одноухая личность.