Крыло беркута. Книга 1

— Против силы найдется сила. Я в состоянии защитить свое племя и свой скот. Я заставлю твоего турэ склонить голову. Не захочет сам склонить — сломаю ему шею. Так ему и передай!

— Послы не подлежат казни, турэ. Я должен сказать: кто кому сломает шею — знает лишь аллах. Глава тамьянцев не простит тебе твоих слов. Гнев его обрушится на твое племя. Прольется кровь, прольются слезы, но он отнимет у тебя то, что должно принадлежать ему.

Байгубак вскочил. Возможно, он наговорил бы немало едких, оскорбительных для Шакмана слов. Возможно, нарушив обычай, он велел бы выпороть дерзкого посла. Но пока он соображал, что сказать, как поступить, тамьянцы повернулись и вышли из юрты. Оставленные при конях пастухи поспешно двинулись им навстречу. Байгубак, выглянув из юрты, увидел удаляющееся посольство уже на расстоянии полета стрелы.

Послы не подлежат казни, неписаным законом они ограждены от немедленной расправы, но не ограждены от недоброго к ним отношения, злобных взглядов. Тяжела ноша посла, в особенности тогда, когда ему поручается неправедное дело. Посол стремится изложить суть дела в сдержанных выражениях, но все равно получает грубый, оскорбительный ответ. Дважды должен он унять душевную дрожь: слушая этот ответ, а затем передавая его своему повелителю.

Тамьянский воин, исполнивший миссию посла, сам человек грубый и прямой, — даже он, передавая Шакману слова енейского предводителя, счел нужным смягчить их. И все-таки привел своего турэ в ярость. Шакман слушал его, сжав зубы, стараясь сохранить невозмутимый вид, но не выдержал, взорвался, громко выкрикнул:

— Тутыя!

Боевой клич племени тут же был подхвачен и многократно повторен.

Шакман-турэ задыхался от ярости:

— Я не только отберу скот — уничтожу племя этой собаки! В пепел все превращу! Тутыя!.. Найдите Биктимира, он пойдет с батырами…

23

Давно не раздавался клич «Тутыя!» Когда разнесся он по тамьянской земле, народ на некоторое время притих в растерянности, не враз пришел в движение. В самом деле, чересчур спокойное течение жизни уже породило в людях беспечность, клич прогремел для многих громом с ясного неба. Кроме дозорных, оказавшихся поблизости от юрты предводителя, никто не проявил достаточного проворства — к месту общего сбора воины поспешали не торопясь.

— Где остальные? — кричал Шакман гневно. — Что это за воины! Я велел позвать Биктимира — где он?..

Гонцы и порученцы предводителя метались, поторапливая тех, кто медлил. Один за другим к месту сбора подъезжали вооруженные мужчины и, увидев, что сам турэ еще не сел в седло, обрадованно соскакивали на землю, становились в строй, держа коня под уздцы.

Средь собравшихся только Биктимир стоял без коня. Шакман поманил его пальцем к себе и резко, будто отдавая приказ, спросил:

— Где твой конь?

— Сам, турэ, знаешь: подох.

Шакмай оттого, что забыл об этом, впал в еще большее раздражение.

— Так ради какого шайтана ты тут торчишь? Почему путаешься под ногами батыров?

— Ты же, агай, велел позвать…

И верно, что велел. В минуту безмерной ярости пришло ему в голову взять этого силача с собой. Такой с одного маху может пятерых уложить. И с Байгубаком быстрее справиться поможет, и тамьянцам заодно себя покажет. А то живет в лесу, и всякие ненужные толки о нем идут. Потому-то Шакман сразу вслед за боевым кличем сгоряча выкрикнул его имя. Но теперь увидел Биктимира, пропахшего дымом и дегтем, в заляпанной смолой одежде среди воинов, обвешанных луками и колчанами, при конях; увидел на майдане у склона Аташа, куда мужчины племени сзываются по особо важным причинам, — и неловко стало. Может, для того чтобы выйти из неловкого положения, и придрался к нему Шакман.

Один из гонцов, видно, решив угодить предводителю, сказал:

— Клич племени чужаков не касается. А он ведь пришлый.

— Кто пришлый?! — взъярился опять Шакман-турэ, но почувствовав, что чересчур разошелся, сбавил тон. — Он наш, тамьянец. Понял? Тамьянец! Слетай-ка к табуну, пригони ему коня. Да повыносливей!

И подозвал Биктимира еще ближе:

— Получишь коня. Запряжешь в волокушу. Положишь на волокушу бочонок смолы. Повезешь за нами…

Биктимир не понял приказа, замялся, не решаясь спросить, зачем смолу-то везти.

— Ну что стоишь? Беги в свою лачугу!

— Побежать-то я побегу, агай, но не дошло до меня…

— Что не дошло?

— Насчет смолы. Лучше вели мне взять дубинку. Или кистень. Я не подведу, агай, буду лупить врагов что есть мочи!

— Делай, как велено! — сказал Шакман, подав знак, чтобы подвели его жеребца. — Дубинку тоже можешь взять. И кистень не помешает…

Подошло время определить, кого взять с собой, кого оставить. Предусмотрительный турэ всех мужчин в поход не уведет. А вдруг здесь появится враг? Может быть, кто-нибудь из соседей только и ждет удобного часа, чтобы набежать за легкой добычей. Кто, в случае чего, защитит достояние племени, женщин, детей?