Крыло беркута. Книга 1

Отсутствие предводителя племени ничуть не обескуражило Салкея. Напротив, это было ему на руку. Что ни говори, хозяин есть хозяин. Он опытней других, хитрей. Как ни изощрен глаз баскака, а ловкий турэ все же что-нибудь да сумеет утаить. А так все открыто, все на виду — и скот, и люди.

Покуда погонщики скота осматривали на пастбищах стада, табуны и отары, выбирая, что приглянется, сам баскак с армаями прочесал близлежащие леса. Лес, он только издали кажется темным и загадочным. А пройди по опушке — и обнаружишь не дорогу, так тропу, не тропу, так хотя бы еле заметный след, ведущий в чащу. Пойдешь по следу — станет ясно, зачем его натоптали люди.

Баскак обнаружил Биктимирову лачугу, а возле нее пару батманов дегтя и несколько бочонков со смолой. Невелика находка, если не считать смолу. Надеялся на большее.

Зато в каменном хранилище, в которое имел доступ только предводитель племени, Салкей почувствовал себя, как кот в погребе, полном сметаны. Пересчитав ржавевшие годами секиры, сабли, наконечники копий, он распорядился сложить их в особую повозку. В нее же погрузили обнаруженные в лесу бочонки со смолой. Вот это добыча! Оружием и смолой Салкей, конечно, более всего угодит хану!

Несколько армаев прошли по лесным тропам, подсчитывая количество тамьянских бортей, и в соответствии с полученным результатом баскак потребовал меду. Остальные армаи обшаривали юрты и лачуги, перетряхивали барахлишко, выбирая пушнину.

В первый же день разбоя старики, собравшись скопом, попытались пробудить в баскаке чувство милосердия.

— Не для себя беру — для нужд хана, — отрезал Салкей.

— Подождите до возвращения нашего турэ, — просили старики. — Пусть все делается с его ведома.

— Перед ханом все вы равны, — отвечал Салкей. — Вот и мулла ваш подтвердит. Верно я говорю?

— Да продлит всемогущий аллах дни великого хана! Коль хан могуч, неверные не нападут на нас, — увильнул от прямого ответа мулла, а потом, видя, что на него никто не обращает внимания, и вовсе куда-то исчез.

Несколько дней под тамьянскими небесами стоял плач, слышались причитания и сердитые окрики. Потом захайкали, защелкали бичами Салкеевы помощники, угоняя отобранный скот. Как бы нехотя, лишь уступая силе напрягшихся лошадей, стронулись с места повозки, нагруженные оружием, смолой, медом, пушниной, и печально заскрипели колеса, жалуясь на свою нелегкую судьбу.

Невеселая картина ожидала Шакмана, возвратившегося со своими утомленными ильбасарами из неудачного похода. Племя Тамьян встретило своего предводителя зябко съежившись, точно животное, у которого повыдергали клочьями шерсть.

25

Глава ирехтынцев Асылгужа-тархан тяжело болел. Вначале, почувствовав недомогание, он не придал этому большого значения, думал — мимолетная хворь, скоро пройдет. Никому, даже своим женам, чванившимся тарханским званием мужа более, чем он сам, ничего о болезни не говорил. Однако один из акхакалов, ближайший советник Асылгужи, его глаза и уши, стал замечать, что у предводителя настроение подавленное, и однажды посоветовал полушутливо:

— Надо, мой турэ, сосватать тебе молоденькую жену. Пригожая молодушка все твои печали как рукой снимет.

Асылгужа принял совет всерьез, вдруг загорелся надеждой избавиться от недуга таким путем и поручил самому же советчику присмотреть подходящую невесту.

— Мне резвая, как блоха, ни к чему, — сказал он. — Годы не те. Пусть будет смирная, чистотелая, опрятная. Слышишь? Поищи. Но язык пока держи за зубами.

Девушек, достойных стать женой славного тархана, нашлось бы немало. Можно было высватать подходящую красавицу и у кайпанцев, и у таныпцев, сблизившихся в последнее время с ирехтынцами. А впрочем, и не стоило искать невесту где-то на стороне. Третьей жене турэбикой не быть, ходить ей под рукой первой жены, так что знатное происхождение не обязательно. Выбирай любую в своем племени, девушек на выданье вон сколько!

Но не суждено было Асылгуже воспрянуть духом, женившись еще раз. Придавила его, уложила на кошму необъяснимая болезнь. И вместо молоденькой жены зачастили к нему старухи-знахарки. И травами пытались исцелить, и заклинаниями. Прибрела с тамьянской земли ворожейка, напоминавшая повадками сороку. Оказалось, и лечением она занимается. Взялась поить больного отваром двадцати разных корней и сорока разных трав. Не помогло. Асылгуже с каждым днем становилось хуже. Пожелтел, иссох. Довел его недуг до такого состояния, что уже и пища в горло не шла.

До Асылгужи доходили слухи, что у Шакмана есть мулла, привезенный издалека, и что обладают его молитвы целительной силой. Утопающий и за соломинку рад схватиться. Послал Дсылгужа гонца к тамьянскому мулле.

Мулла Апкадир, поднятый среди ночи, слушал гонца позевывая. Хоть и лестно было приглашение столь знаменитого предводителя, никак не мог мулла вырваться из-под власти сна. Даже заснул опять за разговором. Разбудил его резкий голос гонца:

— Что сказать нашему турэ?

— Передай, что изыщу возможность побывать.

— Турэ в тяжелом состоянии, не заставляй долго ждать, почтенный.

— Постараюсь…