Крыло беркута. Книга 1

— Не в тебе только дело. Ведь и мне перепадет за то, что укрыл убийцу баскака. Понимаешь?

— Сейчас же уехать, что ли?

— Дурень! А куда? Где тебя ждут?

— Так об этом я и толкую, Шакман-агай. Беглому податься некуда: в лесу — темно, в степи — светло, далеко видно. Куда мне теперь?..

— Как же ты решился на такое дело, а? За что убил баскака?

— Да уж вышло так. Сгоряча…

Биктимир тяжело вздохнул и, смущенно потупившись, как это делают лишь совестливые люди, продолжал:

— Была у меня, Шакман-агай, девушка на примете, к свадьбе дело шло. И отец мой, и мать были согласны. Хотели с осенней охоты потратиться. Не судил аллах… — Егет сглотнул подступивший к горлу комок. — Суртмак собрался отправить меня в каменоломню. Я под стражей сидел. Ночью услышал ее крик. Стража своя была — я сумел уйти в темноте. Пометался туда-сюда, догадался заглянуть в гостевую юрту. А там Суртмак одежду с нее р; вет. Ну, я разум и потерял…

— А невеста-то твоя теперь где?

— Где ж ей быть? Там слезы льет…

— Звать ее как?

— Минзиля.

— Сплоховал ты, егет. Надо было ее с собой позвать.

— Так сам же знаешь, Шакман-агай, я не из становища бежал. Буду жив-здоров — вернусь я туда, заберу ее.

— Кто ж тебе ее отдаст? Турэ твой опять повелит схватить тебя. Я вот тебя тут скрываю, но ведь не все такие, как Шакман…

— Доведет, так я и самому Исянгулу голову сверну. Будет другим урок, как сородича в рабство, а девушку на позор отдавать!

— Хра-абрый ты! Но таким и надо быть, — неожиданно поддержал Биктимира Шакман-турэ. — Я тебе помогу. Когда шум немного уляжется, слетаешь в свое становище. Дам тебе пяток наших егетов. Они у нас не из робких. Вихрем налетите. Отомстишь Исянгулу, гнездо его тряхнешь, возьмешь свою невесту — и обратно. Только не прямо — попетляешь, след запутаешь на случай погони…

Тут Шакман спохватился: да ведь он выкладывает чужаку свои сокровенные мысли, раскрывает затаенную думку!

Жила эта думка с тех пор, как произошла стычка с проходившими мимо кара-табынцами. Хотелось Шакману проучить дерзкого Исянгула. И не только проучить, — коль подвернется случай, ослабить и подчинить себе его род.

Давняя заветная мечта Шакмана — собрать вокруг себя, то есть покорить слабые окрестные племена и самостоятельные роды, возвысить свое племя всем — даже самому хану — на удивление. Но в отношении кара-табынцев он пока что ничего не мог предпринять: за ними стояло племя Ирехты, за Исянгулом стоял Асылгужа-тархан[16], каким-то образом добившийся расположения Казани.

Сам аллах послал Шакману грешного Биктимира, и было бы непростительным не воспользоваться этим. «Его руками я поймаю сразу двух зайцев, — самодовольно подумал Шакман. — Разорю гнездо Исянгула, а то больно быстро входит в силу. И предстану в выгодном свете перед ханом: если что — все объясню отмщением за смерть Суртмака».

Ему надо, очень надо было поднять свою значимость в глазах хана. Да и не только хана. Шакман не упускал случая отметить или хотя бы намекнуть, что есть на свете племя Тамьян и что оно, как ни взгляни, обладает превосходством над другими, то есть вправе главенствовать и должно выступать как самое значительное, влиятельное и славное племя. В особенности же старался он внушить всем, кто не доходил до этого своим умом, что во главе славного племени стоит лучший турэ, умный предводитель по имени Шакман.

Шакман понимал: если удастся склонить под свою власть тех, кто послабей, хитростью или угрозой, то против упрямых и слишком заносчивых предводителей придется применить силу, — и готовился исподволь к предстоящим схваткам.

Мир человеческих желаний беспределен. Потянешь ниточку мечты — и нет ей конца. Человек тянет ее и тянет, и надежды начинают представляться ему уже сбывшимися. И Шакману представлялось: вот он, владетельный турэ, разговаривает с ханом, не переламываясь в поясе. Когда сила его еще более возрастет, появится даже возможность выступить против хана.

Заманчивые мечты и видения вели все дальше. Мысль о том, что можно самому стать ханом, править страной, вобравшей в себя множество племен и охватившей невесть какие дали, возбуждала неуемную страсть.

Вот придет время… Да, придет время, когда Шакман, став повелителем могущественного государства, выберет у синеющей вдали горной гряды удобное место, построит на высоком холме город с крепкими дубовыми стенами. В сравнении с ним побледнеет Имянкала[17], что стоит там, где вливают в Агидель свои воды Караидель и Кугидель[18]. Новый город будет больше, просторней и непременно с двумя воротами: ханскими — естественно, для выездов и въездов хана, то есть Шакмана; и обыкновенными — для караванщиков, торговцев и прочего всякого люда. Ничем его, Шакмана, дворцы не уступят казанским, будут ослеплять великолепием узоров, сиянием золота и серебра.

Правду сказать, в молодости Шакман не имел никакого представления о ханских дворцах, судил о них понаслышке. Поэтому решил хоть раз в жизни взглянуть на хана и его богатства, осмотреть его дворцы. Взяв с собой нескольких соплеменников из достойнейших, погрузив дары для хана, отправился в дальний путь.