Крыло беркута. Книга 1

Перегнать из края в край стадо — и то дело многотрудное, хлопотное, в пути подстерегают всякие опасности — не мор нападет, так любители брать не спрашивая. А гнать людей — похлопотней. Люди не скот, тут головы считанные. Правда, опять же по присловью, на том, что считано, веревка испытана. Веревка — вещь надежная. Рабов ли надо с места на место перевести, осужденных ли в каменоломню гнать — погонщики, чтоб спокойней было в пути, ведут их в связке. Кому только не врезалась в тело крепкая волосяная веревка, кого только не лишила воли! Веря в ее надежность, и распоясался вконец баскак Суртмак: надувшись хмельной бузы до мути в глазах и наевшись до отрыжки, пожелал, чтобы Исянгул-турэ, у которого угощался, привел ему девушку.

Исянгулу, когда надо, хитрости не занимать. Не растерялся он, услышав, чего хочет баскак, не стал перечить. Сказал, хитро улыбнувшись:

— За такой малостью дело не станет. Найдем. Для дорогого гостя все найдется.

— Знай: хан твоим усердием будет доволен, — пообещал баскак. — Заслугу не забудет.

— Хан-то не забудет — сам Суртмак-турэ бы не забыл, — сказал Исянгул, по-прежнему плутовато улыбаясь.

— Я забу-уду? — протянул баскак и пьяно захохотал. — Суртмак — да чтоб забыл! Я возвышу тебя. Ты займешь мое место. Слышишь? У меня там… в устье Зая… Словом, я поселюсь там. Великий хан назначил… назначит меня наместником. Понял? А мое место займешь ты. Для ханской службы нужны порядочные люди…

— Вряд ли столь высокая служба мне по плечу. Где уж нам! Мне бы хоть со своим родом управиться. Великому хану — да продлит аллах его дни! — послужат более достойные…

— Верно: да продлит… Здравствует наш хан — здравствует страна, и вы благоденствуете.

— Да будет так, достопочтенный Суртмак! Дай аллах долгую жизнь и тебе!..

Баскака томило нетерпение, а Исянгул тянул тянучку, дожидаясь, когда в становище утихнет шум, люди улягутся спать. Ведь что ни говори — нечистое предстояло дело.

Наконец Исянгул поднялся и перед тем, как выйти из юрты, спросил, понизив голос, будто бы по секрету:

— Какую желаешь? Помоложе или постарше? Та, которую прошлый раз приметил, годится?

— Когда, где приметил?

— Когда этого… негодяя… посадили в яму, она упала тебе в ноги, просила помиловать его.

— Ха! А с чего это она так? Кто она ему — жена, невеста?

— Да разве не все равно? Неспроста, конечно, просила. Что-то, наверно, между ними было. Но теперь-то, раз его не будет, зачем зря добру пропадать?

— Хи-хи-хи… — меленько захихикал Суртмак. — Ну и шутник же ты, Исянгул-турэ! Оставлю, оставлю я тебя вместо себя! Скоро пред ханским ликом предстанешь…

Когда уже стемнело и народ в становище угомонился, вдруг нарушил тишину над Меллой собачий лай. Кто-то громко выругался, собака взвизгнула и жалобно заскулила. Немного погодя раздался отчаянный девичий крик, но тут же оборвался, и снова воцарилась тишина.

Наутро Суртмака нашли в гостевой юрте мертвым. Лицо его почернело, глаза, вчера лишь недобро глядевшие на мир сквозь узкие щелочки, вылезли из глазниц, язык вывалился, на шее, с обеих сторон, темнели кровоподтеки. Баскак был задушен.

Исянгул-турэ быстро установил виновного. Перед толпой выставили связанного егета.

— Этот егет уже был наказан за то, что поднял руку на слугу великого хана, — гневно вскричал Исянгул. — Но урока он не извлек и содеял такое, чего в нашем роду не бывало: самочинно порешил человека! Да какого человека! Слугу великого хана, баскака. Почтенные! Мы не можем оставить виновного у себя. Отправим его на суд к самому великому хану. Пусть там держит ответ…

Что-то слишком напирал Исянгул-турэ на величие хана. Впрочем, это и понятно.

Происшествие, грозившее тяжелыми последствиями, настолько поразило всех, что больше никто не издал ни звука.

Виновного под охраной повезли на далекий суд.

А через несколько дней пришла весть: убийца сбежал в пути.

Исянгул-турэ облегченно вздохнул. Он ждал эту весть.

3

Егет, получивший в краю тамьянцев имя Биктимира, убив баскака, принес многим несомненную пользу. Пока хан назначил нового баскака, там, где ясак не был собран, за дело это взялись предводители родов и племен и сами же отправили собранное в Казань. Так люди пострадали меньше: свой турэ все же знает, у кого сколько взять, меры не теряет, потому что лишь последний глупец рубит сук, на котором сидит. Если кто и прихватил лишнего, так себе, на своей земле оставил, не отправил куда-то.

Таким образом, происшедшее возле устья Меллы коснулось не только кара-табынцев, но и соседних родов и племен, порадовало не одного лишь Исянгула, но и других турэ. Тот же Шакман, предводитель тамьянцев, узнав об убийстве Суртмака, едва скрыл радость.

Когда Биктимир отоспался, Шакман призвал его в свою юрту, чтобы снова порасспрашивать и попутно выяснить, какой силой располагает Исянгул.

— Худо твое дело, — припугнул он егета. — За Суртмака будут мстить, хан это дело так не оставит. Потребует, чтобы нашли убийцу. Что мне тогда делать? Самого ведь за горло возьмут.

— Я не попадусь, Шакман-агай, чуть что — скроюсь.