Читаем Крылышки на погонах (СИ) полностью

В израненной военной тишине,

И салютуя, скорбно вспоминала

Моих друзей, погибших на войне.



Ликуй, народ


Гремит салют в честь нашей славы,

Фонтаном рвущихся огней,

Ликуй народ, ликуй держава,

Встречай Россия сыновей.


Поздравь защитников, что в схватке,

Тебя от рабства сберегли,

За их почетный труд солдатский,

Ты поклонись им до земли.







Ночные размышления


Дело будто простое -- улечься в постель,

И уснуть до утра беззаботно,

Только ночь эта будет бомбами рвать,

И тревожить стрельбой пулеметной.


Наступило ненастье опять, и дожди моросят,

Тучи низкие влагой нагружены,

И опять ветеранские раны болят,

Ноют кости - на фронте простужены.


Это очень мучительно - лечь и не спать,

Боль - глухой фронтовой отголосок,

Вынуждает вставать, непогоду ругать,

Думать, как разрешить бытовые вопросы.


Очень много смертей, очень много утрат,

Много бед и страданий народа,

Помним, как на войне погибавший солдат,

Был бойцом сорок первого года.


А вот раны живут, и болят и болят,

Не позволят они эти раны,

Чтобы наших детей, чтобы наших внучат,

Заплеснуло войны ураганом.


Невозможно, чтоб их опалила война,

Чтоб дрожали они в ненастье,

И опять фронтовик, среди ночи без сна,

Поглощён размышленьем о мире, о счастье.




За взятие Берлина

Я чувствую дыхание эпохи,

Прижав лицо к морозному окну,

Сегодня слышу ветеранов вздохи,

Тяжелые последствия войны.


Я твердо знал, что мы неодолимы,

Что самый стойкий это наш солдат.

Ношу медаль "За взятие Берлина"

Средь боевых заслуженных наград.





Утро Победы

Стремилось солнце сквозь туман пробиться,

Наш полк ликует, слов не находя,

А на травинках, словно на ресницах,

Сверкают капельки дождя.


В глазах пилотов - небо голубое.

Весть о Победе мигом разнеслась.

Моих волнений в этот миг не скрою,

Счастливых слёз нисколько не стыдясь.


Пришла Победа! Ветер разудалый

Куда-то рвётся, песню разнося,

Четыре года дня такого ждали,

И ждали как - забыть того нельзя!





Высказать радость свою


Когда раздается присяга,

И в мире стоит тишина,

А клятва под пламенным стягом,

Далеко-далеко слышна.


Отчизна, родная Россия,

В труде или в смертном бою,

Найдется несметная сила,

Чтоб славу умножить твою.


Их поздний скрывает вечер,

И максимум высоты,

Летят от границ нам на встречу,

На "юнкерсах" вражьи кресты.


Фашисты летят и во мраке,

За ними и стоны и плач,

И в огненно-красной рубахе,

Гуляет пожар, как палач.


Ноябрьская крыла пороша,

Траншейные узкие рвы,

Был враг остановлен, отброшен,

От сердца России - Москвы.


И дальше, и дальше - преграды,

Уральскою сталью снося,

В железной петле Сталинграда,

Качнулась Германия вся.


Над Вислой легли переправы,

Мосты над Дунаем легли,

Сквозь жаркое пламя Варшавы,

Мы к стенам Берлина пришли.


Победа! Победа! Солдаты,

Стоим мы в парадном строю,

Нам не забыть сорок пятый,

И высказать радость свою!


Воздушный бой


Огнём охвачен Острогожск,

Пылают древние строения,

На подступах стрелковые полки

Приказа ждут о наступлении.


А над пылающим райцентром

Идёт с утра воздушный бой

С надрывным рокотом моторов

И пулемётною стрельбой.


Кружатся "мессеры" люфтваффе

И самолёты ВВС.

Вниз падают горящими кометами

Машины с голубых небес.


Был в том бою фашистский ас,

Вёл аккуратно счёт победам,

Себя считал он в этот час

Хозяином чужого неба.


Мгновенно выполнив вираж,

Фашист открыл стрельбу по Илу,

И краснозвёздный штурмовик

Свинцовой срочкою прошило.


В огне крылатая машина,

В кабине едкий запах гари,

А в голове пилота мысль,

Как по врагу огнём ударить.


На взводе пушка, пулемёт,

Сквозь шквал огня ИЛ рвётся к цели.

Стремительность, упорство и манёвр

И "мессершмидт" фашисткий на прицеле.


И славе аса из Берлина

Положен убедительный конец,

А сбил его пилот-гвардеец,

По возрасту - совсем юнец.


Без устали четыре года

Он выполняет боевой полёт,

А в глубине России, на Урале,

С тревогой в сердце мама сына ждёт.




Курская дуга


Земля, овеянная славой,

Навеки сердцу дорога.

Землёй геройскою по праву

Зовётся Курская дуга.


В июльский полдень под крылом

Я видел жаркие бои.

Горели танки, пушек гром

В краю, где пели соловьи.


Да, битва та была сурова,

Но разгромили мы врага,

И на порог родного крова

Легла на счастье, как подкова,

Орловско-Курская дуга.


"Костыль"


Укрылась рота после боя в роще,

От взрывов бомб рассеялась вся пыль,

А в небе колесит корректировщик,

До чорта надоевший всем "костыль".


Не слышно выстрелов зениток,

Лишь редкие ружейные хлопки,

Но вот неудержимо и открыто

Взлетели в небо наши "ястребки".


Они громят воздушного пирата,

Прошили пулями и вдоль и поперёк,

И падает он, пламенем объятый,

А "ястребки" уходят на восток.




Ещё дороже люди


Когда-нибудь и вспомнят добрым словом,

Защитника Отечества - меня,

Что пролетал над заревом багровым,

Детей на крыльях вынес из огня.


Узнавшая давно, как пахнет порох,

Земля родная всем нам дорога,

Еще дороже люди - те которых,

Спасал я из под носа у врага.







Ночной полет


Ты для нас настоящая матушка - ночь,

Только ты, как родная и можешь помочь,

Как мы ждали тебя скоро ль настанет, придет,

Так засохшая пашня дождика ждет.


Мы на солнце глядим, чтоб скорее зашло,

А затем в темноте, мы встаем на крыло,

Открывай же ворота нам, матушка ночь,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полтава
Полтава

Это был бой, от которого зависело будущее нашего государства. Две славные армии сошлись в смертельной схватке, и гордо взвился над залитым кровью полем российский штандарт, знаменуя победу русского оружия. Это была ПОЛТАВА.Роман Станислава Венгловского посвящён событиям русско-шведской войны, увенчанной победой русского оружия мод Полтавой, где была разбита мощная армия прославленного шведского полководца — короля Карла XII. Яркая и выпуклая обрисовка характеров главных (Петра I, Мазепы, Карла XII) и второстепенных героев, малоизвестные исторические сведения и тщательно разработанная повествовательная интрига делают ромам не только содержательным, но и крайне увлекательным чтением.

Александр Сергеевич Пушкин , Г. А. В. Траугот , Георгий Петрович Шторм , Станислав Антонович Венгловский

Проза для детей / Поэзия / Классическая русская поэзия / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия