Крым и крымчане

Стоит обязательно упомянуть, что в московском к гетману посольстве не было ни единого переводчика. Они были попросту ни к чему. Никакого непонятного бы русским «украинского языка» не существовало, и обе стороны прекрасно обходились без всяких толмачей…

Через три года, в 1657 году, Хмельницкий умер – и сразу же завязалась прямо-таки детективная история. Российский «Настольный словарь для справок по всем отраслям знания» 1864 года издания безапелляционно заявляет: «Турецкий султан, досадуя на усиление России, подослал к Хмельницкому агента и отравил его».

Действительно, ходили такие россказни – якобы какой-то польский шляхтич из хорошей фамилии, приехав сватать дочь Хмельницкого, за столом коварно подлил будущему тестю водки с медленно действующим ядом. Правда, некий «украинский историк» сваливает вину не на Турцию, а на Польшу. О чем русский историк Костомаров писал так: «Едва ли справедливо это сказание, и вероятнее оно принадлежит к тем легендарным подозрениям, которые во все времена и везде сопровождали преждевременную смерть знаменитых людей, долженствующих по своему политическому положению иметь много врагов». И уточняет: обе дочери Хмельницкого к тому времени давным-давно были замужем.

Однако… Русский историк Костомаров, как уже говорилось, потомок малороссийской шляхты, в молодости заигрывавший с нарождавшимися самостийниками (о чем позже) и явно страдавший легкой формой русофобии (что ему ничуть не помешало в ученой карьере), сразу же после вышеприведенных слов пишет… Стоит, несмотря на обширность, привести этот абзац целиком: «Гораздо вероятнее, что медленно убивающий яд, низводивший Богдана в могилу, принесен был ему не из Польши, а из Москвы: то была московская политика, ломавшая все его широкие планы уничтожения Речи Посполитой, единения и возрастания Руси, ломавшая их в такое время, когда они скорее, чем когда-либо, могли осуществиться. Хмельницкий прозревал в даль времен, как показывают многие его речи. Он видел, что Москва более, чем все другие соседи, испортит начатое им дело и оставит русский народ надолго под игом католичества и панства. Кроме того, грубое обращение московских людей с малоруссами, на которое отовсюду приносили к нему жалобы, недоверие к нему московских начальных людей, недопущение украинских комиссаров к совещаниям меж Польшей и Москвой о судьбе русского народа, неудовольствие против Москвы митрополита и значительного православного духовенства – все показывало ему, что соединение Южной Руси (все-таки Руси! – А. Б.) с Московским Государством не может совершиться без раздоров и потрясений».

Каково? Это было напечатано в России, в труде «Богдан Хмельницкий» и никаких последствий для автора не повлекло… В очередной раз, изволите ли видеть, «коварные москали» устроили очередную пакость… Как и в поминавшейся истории с набегом Адашева, когда Костомаров на чем свет стоит поносил Ивана Грозного за «тупость», он и сейчас писал самые дурные фантазии. В те времена у России попросту не хватило бы сил для «уничтожения Речи Посполитой», такая возможность появится лишь сто с лишним лет спустя. А естественная смерть пожилого гетмана представляется гораздо более вероятной.

И после нее началось… Ни Польша, ни Турция не смирились с Переяславской радой – и начались долгие войны меж ними и Россией, к которым позже подключились и шведы. Преемники Хмельницкого вдобавок начали вести собственные игры, по старой привычке лавируя меж Москвой, Варшавой, Стамбулом и Бахчисараем. Начинался Великий Бардак…

На Правобережье Днепра поляки поставили своего гетмана – и «правобережные» тут же принялись воевать с «левобережными». Иные крупные персоны с Левобережья то сохраняли верность Москве, то выступали против нее на стороне поляков или крымских татар. Очередные претенденты на «левобережную» гетманскую булаву были то промосковскими, то совсем наоборот – и в силу давних национальных традиций упоенно резались друг с другом. Гетман Брюховецкий (именно во время его выборов разбушевавшийся «электорат» пришлось разгонять ручными гранатами) поднял мятеж против царя, но его разбил «параллельный» гетман Дорошенко и приказал тут же прикончить. Отнюдь не из преданности Москве – он-то как раз присягал турецкому султану. Правда, потом он покаялся перед Москвой, был прощен и, «выйдя в отставку», дни закончил в Москве с немалыми земельными и денежными пожалованиями. Гораздо меньше повезло гетману Многогрешному – собственные полковники, державшие «высокую государеву руку», его обвинили в измене царю, заковали в кандалы и отправили в Россию. А там уж бывшего гетмана сослали в Сибирь – но не на каторгу, а дали какую-то должностишку.