— Да, но мы чтим талмуд, а они нет, в этом и разница.
— Я не буду в этом разбираться, мне вы все на одно лицо, вот список вещей, которые мы вам возвращаем. Как бумаги придут из канцелярии Петербурга, я их вам передам. Бандитам они не нужны и нам тоже.
Ребе пошел, сгорбясь и не попрощавшись. Он один будет знать эту горькую правду, а остальным покажет вот эту опись:
1. Одеяла байковые — шесть.
2. Подушки без наволочек с пухом и пером — двенадцать.
3. Платков женских вязаных шерстяных — четыре.
4. Фески разных цветов — двадцать четыре.
5. Ложки металлические — двенадцать.
И еще двести разных бытовых наименований.
Вещи вернулись месяца через три. Рукописей среди них не было. Не пришли они и потом.
Но крымчаки все равно знали правду.
Ирина Горюнова
Фаина
Я люблю касаться рукой отполированного до блеска золотого носа собаки, обреченной вечно встречать поезда, приходящие на эту станцию метрополитена. Не то чтобы я верю в приметы или так уж сильно мечтаю о реализации многочисленных желаний, скорее всего, это просто традиция, дань уважения легендам, соблюдение привычного ритуала, нечто неизменное, а потому ценное, как и само слово «традиция».
Я загадываю переживание, необычное приключение, способное вывести из того периода стагнации и состояния кокона, в каком нахожусь уже полтора года после внезапно прервавшегося на самой высокой ноте романа. Привычное скучное пространство демонстрирует мне ежедневную картинку: торопящихся, боящихся опоздать, не успеть, не сделать пассажиров, назвать которых людьми в подобном потоке не поворачивается язык. Человек должен звучать гордо, а эта деловая работящая масса, мясная река из костей, плоти и наружного облачения, струящаяся по социально-природным закономерностям в ту или иную сторону, являет нечто другое, приземленное и быдлячее. «Неужели это все, что уготовано? — думаю я, с тоской окидывая взглядом толпу. — Бежать по традиционной, привычной, протоптанной тропинке, без шанса сойти с нее когда-либо? Нет, не может быть. Только не со мной. Ничего, скоро я уеду в Крым, дурные мысли смоет морскими волнами, и все изменится».
Мне давно уже хотелось отдохнуть как-то по-особенному, но все не получалось. Традиционный семейный отдых на Средиземном море вместо ожидаемого расслабления принес еще большее расстройство: я стала дерганая, злая, неадекватная. Вернувшись, я снова принялась за работу, но после нескольких бессонных ночей, одиноких истерик наедине с собой (незачем вмешивать в свои проблемы семью), мне пришлось отправиться на прием к психологу. Послушно и четко по графику, строго соблюдая рекомендации, принимала антидепрессанты и вроде бы слегка отошла, но потом стала ощущать нехватку кислорода и сердцебиение, несколько напугавшее и расстроившее. Таблетки полетели в мусоропровод, а вместо них на письменном столе появилась бутылка с коньяком: пара рюмок на ночь — и спокойный сон обеспечен. Правда, все это ненадолго, но кто знает, что случится потом, вдруг внезапно что-то изменится и расцветит жизнь новыми красками?
Меня уже давно звали в Крым на литературный фестиваль, но я все откладывала: вечно находились более важные дела, неотложные, требующие моего присутствия и участия, но в этот раз я резко, в один миг решила ехать, послав все обязательства к черту: всех дел не переделаешь, можно ведь хоть раз поддаться своим желаниям и устроить неделю-другую безмятежной свободы, гедонистического наслаждения, отключив гнусавый внутренний голос, требующий нести ответственность за все происходящее в жизни.
Очутившись в Коктебеле, я поняла — здесь мне принадлежит все: шумный гомонящий день с многочисленными продавцами стандартных ракушечных сувениров и лотками с россыпью полудрагоценных камней, с торговцами раками, креветками и пивом, с палатками шалей и платьев, теплые бархатные ночи с запахом коньяка и взмывающими в черное небо фонариками счастья, уносящими в море горящие огни чьих-то сердец, дом Волошина, принимающий в свои объятия поэтов и писателей, съехавшихся на фестиваль с разных концов света… Принадлежит как-то по-особому, открывая каждый миг существования очередной искрящейся гранью драгоценного бриллианта, любоваться которым, казалось бы, могут все, но это только мое изысканное переживание, вызывающее легкую улыбку и такую же легкую радость.
Отель, забронированный устроителями фестиваля, оказался довольно приличным, правда, меня определили в двухместный номер, предупредив, что могут подселить еще кого-то из прибывших: в гостинице, как всегда, путаница и неразбериха, а отдельный номер для каждого — непомерная роскошь… Но и это не могло, по большому счету, испортить мне настроения, легкая тень недовольства тут же осветилась ласковым вечерним солнцем и растаяла, не оставив следа.