Крымская лихорадка

– Можно мне побыть рядом в самолете и сфотографировать прыжок? – спросила Сильвия.

Президент не сводил с нее глаз.

– А может, вместе прыгнем?

По лицу Сильвии было видно, что она готова обдумать это предложение.

Когда встреча окончилась и журналисты вышли, Носков раззадорено хлопнул в ладоши:

– Хороша чертовка!

– Еще одна встреча, и она тебя снимет, – тоном старого друга сказал Яшин.

Они бы еще позубоскалили на излюбленную мальчишескую тему, но на пороге неслышно возникла Кира.

– Олег Степанович, к вам Цуканов.

Президент поморщился.

– Он просит принять сейчас.

Носков махнул рукой.

– Впускай!

Цуканов пришел с недовольным видом. И сразу потребовал, чтобы разговор шел наедине. Яшин вышел, думая на ходу: “Наверно, узнал, что из Москвы едет Сарычев. Злится, что с ним не посоветовались. Он же как-никак метит в спикеры парламента”.

Яшин не ошибся. Цуканов узнал от своих друзей из числа московских думцев о плане Носкова.

– Олег, вице-премьер, взятый из России, это оскорбление местных кадров. Представляешь, что будет, если об этом узнают в партии? – выговаривал президенту Цуканов. – Парламент еще не избран, а ты уже устраиваешь раскол.

Носков терпеливо возражал:

– Витя, знаешь, что такое провинциализм в политике? Страшная вещь. Человеку кажется, что он все может. А на самом деле это сплошные амбиции и одна только видимость профессионализма. Наши крымские умники – именно такие. Слишком много о себе воображают. Но у них есть еще один очень существенный недостаток – они слишком на многое облизываются. Что, в общем-то, вполне объяснимо, если учесть, что впереди приватизация. Но мы-то с тобой должны мыслить совсем другими категориями. Что для нас главное? Стабильность. Чтобы ни один пан не ткнул нас носом и не сказал, что при нас народу Крыма стало жить хуже. А стабильность – это когда жизнь пусть понемногу, но налаживается. Когда зарплата хоть немного, но растет. А кто нам может дать такой результат? Только по-настоящему знающий экономист. Сарычев не только умные слова может говорить, но и вести конкретную экономическую политику.

Цуканов перебил президента:

– Одно дело Россия – тут у меня вопросов нет. Я русский и всегда буду за Россию. И совсем другое дело – лица московской национальности. Этот Сарычев все равно будет тянуть одеяло на себя, на своих московских толстосумов. Киев сначала будет обижаться, потом психанет, и начнется свалка. Паны скажут: либо вы его уберете, либо мы придумаем для вас какую-нибудь хорошую пакость. Ты знаешь, я сам не слишком высокого мнения о наших крымских управленцах. Может, они хуже Сарычева. Но из-за них не будет большой свары с Киевом.

Носков и Цуканов спорили, исходя из самых лучших побуждений. Каждый искренне считал, что должен послужить народу и выполнить свои предвыборные обещания. Но кошка уже пробежала между ними. Цуканов еще не стал спикером, а Носков уже видел в нем соперника. И Цуканов уже понимал, что Носков с его характером просто не способен на равноправные отношения с парламентом.

Судя по крикам, доносившимся из президентского кабинета, Цуканов должен был вылететь оттуда, как ошпаренный. Однако он вышел степенно, аккуратно закрыл за собой дверь, спокойно посмотрел в глаза Яшину и спросил вполголоса:

– Ну, как? Разобрались в этом человеке?

Яшин молчал. Он обычно оставлял подобные вопросы без ответа. Цуканов усмехнулся.

– Ну-ну. Может, это вообще ваша идея зазвать сюда Сарычева?

– Нет, – коротко ответил Яшин.

– Запомните, Андрей Васильевич и передайте там, в Москве: вера в Россию может погибнуть из-за недоверия к москвичам.

– Кому передать? – спросил Яшин.

– Тем, на кого вы работаете.

Не дожидаясь ответа, Цуканов вышел из приемной.

Яшин зашел к президенту. Тот сидел за столом и яростно жевал орешки.

– Фотограф ждет, – сказал Яшин.

– А нельзя это отложить? – раздраженно спросил Носков.

– Сейчас у тебя плохое настроение, но есть время. А завтра будет все наоборот. К тому же у тебя сегодня шикарный причесон.

– Завтра будет такой же, – буркнул Носков. – Они собираются мучить меня каждое утро по сорок минут.

– Скажи, чтобы меня через день мучили, вместо тебя, – пошутил Яшин.

Носков вяло улыбнулся.

– Фотограф хочет поснимать тебя не здесь, а где-нибудь на природе, в человеческой обстановке, – сказал Яшин.

– С этого бы и начал, – проворчал президент.

Яшин еще накануне сказал Федулову, что неплохо бы поснимать президента где-нибудь на натуре. Поехали туда, где была надежная охрана, в санаторий “Россия”.

Фотограф, совсем еще парнишка, азартно щелкал затвором фотокамеры, не жалел пленки. А Носков проявил себя с неожиданной стороны, хорошо позировал. Особенно получались крупные планы. В глазах президента светился ум, стояла боль, а складки вокруг рта говорили о воле и мужестве.

Потом фотограф попросил президента показать какой-нибудь прием каратэ. Носков с удовольствием выбросил ногу высоко вверх. Он сымитировал этот удар несколько раз. “Интересно, кого он сейчас мысленно бьет? – подумал Яшин. – Наверняка Цуканова”.

– Отлично! Отлично! – восклицал фотограф.

– Надо бы покормить его, – шепнул Федулов.