Крымский Джокер

отвращение. Всё то потаённое и невысказанное даже самому себе. Все невоплощенные страсти и

вожделения, мучающие рассудок своей скрытностью.

Даже у самых смелых захватит дух от такой высоты, от такой правды!

И когда настанет час полного прозрения, и когда тебя не будет уже пугать это неприглядное зре-

лище, только тогда с самой высокой скалы собственного самомнения нужно смело ринуться

вниз. И сжать в объятиях собственных слизких гадов. И понять, что это тоже ты.

Только так воспитывается любовь к самому себе.

И когда ты победишь все призраки души своей и воцаришься над нею, ты станешь достаточно

силён, чтобы полюбить других. И это не будет «всепрощающая христианская любовь». В твоих

новых глазах, смотрящих на окружающих тебя, будет только мужество и терпимость. И новые го-

ризонты, неомрачённые постоянной ложью, откроются впереди. И ад людской откроет тебе по-

таённые двери собственного величия и трагической красоты.

Это первый шаг к свободе.

* * *

255

Однако на долгом пути исканий и познания видится мне одна глубокая пропасть. Не один вопль

отчаяния слышится мне оттуда. И как много тропинок ведут в эту Чёртову яму! Чтобы уберечься,

нужен не только твёрдый ум, но и твёрдая поступь. И я часто себе представляю, как сказал бы об

этой страшной опасности остроумный Заратустра!

Об одной дурной привычке.

Однажды Заратустра шёл из города, известного под названием «Пёстрая корова», и увидел на

дороге пьяного человека.

И подумал Заратустра:

«Так ли уж пьян этот человек, что лежит на моей дороге? Или это стыд заставил его смежить

веки и заснуть на холодной земле?»

И тогда обратился Заратустра к друзьям своим со следующими словами:

Вот лежит человек, который уже не сможет сыграть со мной. Оступившись на полпути, не

умеет смеяться он. Недолги были мысли его, и нечего будет ему сказать себе, когда проснётся

он. Но найдётся среди вас, друзья, один, способный спокойно перешагнуть через него?

И разве человек не есть сосуд, чтобы наполнять его? Даже могучее дерево в каменистой пу-

стыне без влаги превращается в уродливого карлика.

Но не всякая влага утоляет жажду. И нет на свете более старого и опытного обманщика, чем

опьянение. Оно берёт нас за руку, баюкая как ребёнка. Но призрачны крылья его и лживы обеща-

ния. Как мираж возникает оно перед нами, но обманчивы улыбки его. Танцует оно свои танцы на

болотах пороков наших.

И как трепещет оно перед истинным опьянением Духа!

Недолог этот путь, и нет на нём достойных препятствий.

Но не торопись бросить камень в пьяницу, ибо этим камнем можешь оказаться ты сам.

Так говорил Заратустра.

* * *

Добродетелей и пороков не существуют вне людей. Их невозможно найти в мире животных или в

мире явлений.

Но даже в самом благочестивом и трезвом рассудке присутствуют сигналы, похожие на боль, ко-

торой организм реагирует как на внешние раздражители.

Иногда и порок сладок. Порок, как общепринятый предрассудок.

Иногда и добродетель может вызывать только стыд и самопрезрение.

Вспомните о собственной излишней щедрости или неуместной искренности!

Как плевали вам вослед те, которые минуту назад щенячьи смотрели в глаза!

И как бесконечно долго ненавидят нас за оказанную помощь или сказанную в лицо правду!

И думается мне - только то воистину вредно, что заставляет душу сжиматься от омерзения к себе

самой. И не в стадном мериле поступков, как и их последствий, видится мне источник высшей

нравственности. Лишь реакция глубинных вод твоей сущности подскажет тебе оценку.

Покаяться перед собой, без оглядки на «мир», и сделать жёсткие выводы - достойная задача для

смелых.

Нравится - хорошо. Мучаешься - порочно. А как же воры, убийцы? Какие мучения испытывает

оставленный любовник?

«Быть поклонником философии Ницше - это вовсе не означает грубить собственной матери», -

сказал один француз и написал своего «Постороннего».