Крысиные гонки

— Иваныч, да брось ты это барахло, не стоит оно того. А?.. Ну как знаешь. Догоняй.

И тоже пошёл в сторону дальнего выхода.

Он был мирным человеком, Лавер. Его ценили на работе, он никому раньше не причинял зла. Конечно, он был охотник; выслеживать и убивать дичь было нормально и привычно для него, — но тут было что-то другое. Мучительная жажда реванша толкнула его на необдуманный шаг — он поднялся с колен, и вышел из-за угла. Подошёл поближе к открытой гаражной двери. Замер, пытаясь собраться с мыслями. «Чего я? Зачем? Что мне тут надо?..» — задавал он себе вопросы — и не находил на них ответов. Но кто-то внутри него, видимо знал — зачем. Из гаражной темноты, мазнув по стенам светом фонарика, показался мужчина, с напряжением, периодически поддерживая коленом, тащивший прижимая к животу какую-то тяжёлую автодеталь…

Дальше всё произошло мгновенно. ОН увидел неподвижно стоящего Лавера, и от неожиданности выронил железку, грохнувшуюся на разбитый асфальт с тяжёлым лязгом, — и почти в тут же секунду Лавер, как пехотинец начала прошлого века, почти из положения «к ноге» сделал «штыковой выпад» своим новым оружием. Он не тренировался раньше, не думал об этом, всё вышло как-то само собой — выпад, клинок легко вошёл в центр груди воришки, — возврат, — и тот осел, затем мягко повалился на бок рядом со своей так неудачно украденной железкой. Не издал ни звука.

Убит! — понял Лавер, — Как же это я?..

Но не испугался, как это случилось бы с ним раньше, а почувствовал странное удовлетворение. Хотя нет, не «странное» — просто удовлетворение. Убил вора. Сегодня он вор — завтра убийца, ничего удивительного…

«Одним подонком стало меньше!» — думал он через полчаса, уже минуя последние тёмные дома микрорайона. Он забрал остатки съестного, взял несколько пустых пластиковых бутылок под воду, старый свитер, и ушёл. Его ждала теперь новая жизнь. Он знал, что не пропадёт. Да, ружьё, ружьё, верный ижак… Но есть ещё и запасы, и капканы, умение ставить петли, мастерить ловушки, — он был уверен, что не пропадёт. Обживётся в лесу — и примется методично искать своих родных. В конце концов район он примерно представлял.

Он жил в лесу уже больше месяца, и, в принципе, чувствовал себя неплохо. Он приучил себя довольствоваться малым; к тому же запасов, приготовленных для выживания с семьёй, с лихвой хватало одному. В лесу было тихо, покойно. Но чего-то не хватало, что-то зудело, как застарелая зубная боль. Сначала он думал, что это от потери семьи. Он уговаривал себя, что с семьёй ничего не случится, и он найдёт их рано или поздно. Может быть от потери привычного уклада жизни? Нет, он давно привык спать в одной из замаскированных землянок, которых у него было несколько; питаться тем, что попадалось в силки, — он мог бы легко выжить и без запасов. Тогда в чём же дело?

Потом он понял. Случайно. Однажды в полудрёме он вспомнил, как заколол воришку; как легко его «штык» вошёл тому в грудь, как тот беззвучно завалился на бок. Легко! Жаль, что на его месте не был кто-нибудь из тех, молодых подонков. Уж сейчас он не стал бы устраивать с ними дуэль!

Конечно, он и раньше неоднократно вспоминал то происшествие, но каждый раз это было во время бодрствования, и полноту ощущения смазывали размышления, а правильно ли он поступил, убив вора? Всё же он сомневался. Каждый раз ему, конечно же, без труда удавалось справиться с сомнениями, убедить себя, что, разумеется — сегодня вор, завтра убийца; но все эти «благочествивые размышления» смазывали саму суть — удовлетворение от быстро и собственноручно свершившейся мести. Удар! — и подонок падает. Никаких разговоров, никаких угроз или предупреждений! Всё просто и ясно. И когда он, засыпая, представил что точно так он разделывается с теми подонками, что чуть его не убили — тогда, в полудреме, он испытал чувство, сходное с оргазмом. Да, да! Именно так и надо было действовать, а не пускаться в разговоры! Удар — и подонок падает!

После этого случая он стал часто представлять себе расправу с негодяями — и каждый раз испытывал сильнейшее удовлетворение. Но представлять одно, — он понял, что так зудело, что мучило его: жажда мести. Найти и поквитаться! Но в лесу это было практически невероятно. Он понимал это; и он не собирался возвращаться в проклятый город, дни которого, он уверен, были сочтены, — но он и страшно хотел теперь, набравшись сил, отомстить… Он даже стал упражняться со своим новым оружием — клинком на древке: укол, рубящий удар, уход, парирование — укол… Иногда, представляя как это выглядит со стороны, он отдавал себе отчёт — это, наверное, было элемент сумасшествия, — но чаще всего он не думал об этом, и просто представлял перед собой тех своих врагов, так легко и жестоко победивших его, — но не в этот раз!! Укол! Отбив, рез, укол, рубка, отскок… С каждым разом получалось всё лучше.