Крысиные гонки

Когда прошло около недели, он понял, что домой можно не возвращаться — не было смысла. Наверняка его жена и сын сочли, что он погиб; и, как предлагала жена, они перебрались к жёниной троюродной сестре, жившей в отдалённом селе. К несчастью, он толком не знал даже адреса — ранее они не общались. Он в своё время смог их убедить, что в лесу будет и надёжнее, и безопаснее; но сейчас, без него, без его опыта и его лесных нычек, — конечно, у них не оставалось другого выхода… Ах, если бы он решился, прежде чем идти мимо той компании, собрать ружьё! В конце концов, можно было заранее одеть длинный, до пят, плащ… что говорить!

Спустя две недели, когда постоянные головокружения и рвота несколько отступили, а в гараже уже стало трудно дышать из-за вони от испражнений и рвотных масс, он решил ночью, — что ночь, он определил по отсутствию света в щелях гаражной двери, — выбраться наружу.

Свежий воздух влил в него новые силы. Он добрался, хотя и периодически от слабости прислоняясь чтобы отдышаться к стенам гаражей, до того места, где произошло избиение. Он сам не знал, почему его тянуло туда.

Обломок своего Ножа он нашёл сразу, как по наитию — клинок валялся под мусором. Там же, неподалеку, лежала рукоять. Дебилы даже не сообразили, что она развинчивается, и в ней есть НАЗ… Зачем они сломали Нож?.. Бог весть; скорее всего сломали «просто так», ни о чём не думая, как всё, что они делали.

Он подобрал клинок, обломанный по месту крепления к рукояти. Даже сейчас, сломанный, Нож почему-то привлекал его, хотя уже, конечно, не вселял прежней уверенности. В конце концов, он потратил на него большой кусок своей жизни, этот Нож должен был значительно помочь в выживании в природе, и он не мог, просто не мог вот так вот взять — и выкинуть его. Даже сломанный.

Он пригодился потом, этот клинок от Ножа. Он ещё не отлежался окончательно, хотя и мог уже рассчитывать на то, чтобы не упасть в обморок от внезапного приступа головной боли, когда пришлось покинуть и гараж.

Однажды ночью он услышал голоса, и привычно насторожился. Кто мог шариться ночью среди большей частью заброшенных хранилищ мувского автохлама? — конечно только подонки наподобие тех, что напали на него; или даже те же самые. Мысль о том, что, возможно, рядом находятся те, кто недавно его практически искалечили, немного не убили, по сути лишили семьи — он понимал, что в нынешних условиях найти семью будет ой как непросто, если вообще возможно, — взбесила его. Доносящийся с улицы приглушенный железный лязг, сопровождаемый негромкими матюками, подтвердил его догадку — ломают дверь в гараж. Не в «его» — поодаль.

Он возможно неслышней приоткрыл дверцу гаража, и, выждав, прокрался с бьющимся сердцем наружу. В руках он сжимал своё новое оружие: на обрезанную ручку от хоккейной клюшки, среди всякого гаражного хлама найденного в его временном обиталище, он закрепил с помощью полотна от ножовки по металлу, стальной проволоки и пассатижей клинок своего Ножа. Теперь, удлинив таким образом нож на добрых полтора метра, он чувствовал себя несколько уверенней. Конечно, он вооружился и топором, нашёл в гараже и старый, полузаржавленный складник, но Нож… это было совсем другое.

Трое мужчин ломали дверь в гараж поодаль, за углом. Они были сильно заняты и не смотрели по сторонам. Стальная дверь скрежетала и сопротивлялась, но, в конце концов, не выдержала сосредоточенного напора целеустремлённых мужчин с монтировками, и, хряпнув напоследок вырванной проушиной замка, распахнулась. Они скрылись внутри.

Вот один из них вновь показался в проходе между гаражами, небрежно огляделся, и вытащил из дверей мешок с чем-то тяжёлым. Появился второй, помог ему поднять мешок на плечо, приглушенно посоветовал: «Ты эта, поосторожней, банки там…» — и первый потопал в сторону выхода.

Лавер наблюдал из-за угла, встав на колени и выглянув одним только глазом. Оставшиеся двое шарились внутри, негромко переговариваясь. Судя по всему, они никого не опасались сейчас. Да. Из гаража пора уходить. Он вспомнил, что и прошлой, и позапрошлой ночью где-то поодаль, подальше тоже доносился железный лязг. ОНИ не успокоятся теперь, пока не прошерстят все гаражи, это понятно. Ясно, что это были НЕ ТЕ гопники. В понятии «они» для Лавера теперь вошли все, все мерзавцы, желающие жить не трудясь, стремящиеся завладеть чужой собственностью, а через неё — стало быть отнять и кусок жизни, потраченный честным человеком на то, чтобы эту собственность приобрести. Да, он подумал, что отнимая, воруя чужое — они отнимают куски чьей-то жизни. По сути, это была ненависть травоядного к хищнику; коровы к волку, антилопы к тигру. Хотя нет. Лавер уже не был коровой, хотя и не стал ещё зубром, способным разогнать в одиночку несколько волков — он почувствовал себя кем-то вроде лося, способного поднять на рога серого хищника, сломать ему хребёт ударом копыта.

Второй показался из гаража, тоже с мешком, и с картонной коробкой под мышкой. Обернулся, стоя в воротном проёме, посветил внутрь: