«Крысиный остров» и другие истории

Ладонью Кен почувствовал шершавую, сухую змеиную шкуру — за последние недели он дотрагивался до большего их количества, чем ему хотелось думать. Эта ничем не отличалась. Пока до Кена не дошло: под чешуйками он нащупал дрожащие мышцы, она не погибла. Этого и близко не было. Когда ему в руку впились зубы, он вскрикнул — скорее от ужаса, чем от боли. Он прижал руку к груди, увидел ниже сгиба локтя две круглые дырочки и снова вскрикнул. Затем мгновенно поднес руку ко рту и лихорадочно присосался к дырочкам.

— Прекрати. — Голос у отца был слабым, в нем звучало отчаяние. — Такое только в вестернах срабатывает, я тебе говорил.

— Да, но…

— А еще я тебе говорил: никогда не суй руку в мешок со змеями — не важно, дохлые они, по-твоему, или нет. Переворачивай мешок вверх дном и следи за голенями. Всегда.

«Всегда» и «никогда» в одном постулате. Неудивительно, что Кен выкинул его из головы.

— Переворачивай мешок.

Змея упала на землю с мягким стуком и свернулась в клубок, обездвиженная солнечным светом.

— Что скажешь, Кен? Капская кобра?

Не ответив, Кен, вытаращив глаза, пялился на змею.

— Песчаный удав? Габонская гадюка?

Из змеиной пасти высунулся гиперчувствительный язык, и благодаря вкусу и обонянию она за одну секунду — по крайней мере, согласно отцовской лекции — получила полное представление об обстановке.

— Не отпускай ее, Кен.

Но Кен ее отпустил. У него не хватило ни сил, ни смелости на то, чтобы снова прикоснуться к змее, а тем более к той, которая только что сократила продолжительность его жизни до двадцати семи лет.

— Черт! — выкрикнул отец.

— Издеваешься? — сказал Кен. — Ты ее видел точно так же хорошо, как я, а ты знаешь наизусть всех змей в этой проклятой Африке. Скажи, что не знаешь…

— Естественно, я знаю, что это за змея, — ответил отец, посмотрев на Кена с таким выражением лица, которое тот не сумел истолковать. — Поэтому я и сказал «черт». Принеси из машины коричневую сумку, и побыстрее.

— А не лучше ли нам вернуться к…

— Египетская кобра. Полпути проехать не успеем, как у нас парализует центральную нервную систему. Ну, делай, что я говорю.

Мозг Кена отчаянно пытался проанализировать ситуацию и найти альтернативные решения. Не вышло. Он даже язык высунул, но и это не помогло. Он сделал так, как велел отец.

— Открывай, — сказал Эмерсон, когда Кен вернулся с большой медицинской сумкой из коричневой буйволовой кожи. — Побыстрее. — Он корчился, рот был открыт, как будто ему не хватало воздуха.

— Пап, я нормально себя чувствую, зачем…

— Потому что первый укус достался мне. И в нем в пять раз больше яда, чем во втором. Значит, у меня есть примерно полчаса, а у тебя — два с половиной. Что ты видишь?

— К боковинам прицеплена куча ампул.

— Мы всегда берем с собой те сыворотки, за которыми не успеем доехать обратно. Египетская кобра, нашел?

Кен пробежал глазами по ярлычкам на ампулах.

— Вот, папа.

— Мне нужно сразу ее вколоть. Надеюсь, я буду в состоянии объяснить тебе дорогу, пока мы едем, — вернемся на ферму задолго до того, как тебе станет хуже. Шприцы в самом низу лежат. Ты знаешь, что делать, сынок.

Кен бросил взгляд на отца. Очевидно, пошевельнуться он уже не может — просто сидит с полузакрытыми глазами и наблюдает за сыном. Кен сосредоточил внимание на шприце. Подавил тошноту. Сделал вдох. Он знает, что до самой смерти будет помнить это мгновение: он берет все в свои руки и спасает жизнь человека, которого любит больше всего на свете. Он приложил иглу между двумя дырочками, оставшимися после укуса, увидел, как кожа сперва чуть поддалась от нажима, а затем снова выпрямилась, когда игла вошла в предплечье Кена Абботта. Защипало — медленно надавливая на поршень, он глубоко дышал через нос. Он смотрел на желтую жидкость, пока не осталось примерно две трети, затем чуточку потянул поршень назад, вытащил иглу и повторил процесс чуть дальше по руке. Ему вдруг пришла в голову мысль. Он все же не вступит в «Клуб 27». Наоборот — станет богатым и счастливым и проживет долгую жизнь. Все благодаря одному уколу. Умереть со смеху.

— Как ощущения? — насмешливо спросил он.

— Грустно, — прошептал отец и уронил голову на грудь.

Кен вытащил иглу, вытер ватным тампоном кровь, вытекшую там, где он делал уколы. Никакой тошноты. Никаких угрызений совести. Сплошное солнце и сплошное счастье. Короче говоря, наконец-то выпал джекпот.

— Что ж, дорогой отец. Если это и способно послужить утешением, то было довольно больно. — Кен бросил взгляд на часы. — Утешением в последние минуты твоей жизни.

— Почему, Кен? — Сделав усилие, отец поднял голову. — Бога ради, ну почему?

Кен сел рядом с отцом и положил руку ему на плечо:

— Почему? А ты как думаешь — почему? По той же самой причине, по которой я носил с собой ружье и просто ждал, что мы окажемся в ситуации, когда я смогу все свалить на неудачный выстрел, шальную пулю — ну или как там у вас это называется. Деньги, папа. Деньги.

— Так вот зачем ты приехал? — Эмерсон снова склонил голову. — За наследством?