Ксерокопия Египта

Архимедон тоже чувствовал это в унисон с песком, но в отличие от него осознавал. Жрец вспоминал те времена, когда все это началось, и каждый день казался ему мукой – непросто испытывать столько неприятных ощущений одновременно. Да и приятных тоже – у всех чувств есть предел, и можно сойти с ума даже от передоза приятностей.

Но Архимедон не сошел. Хотя, возможно, не стань он тысячелетней мумией, то давно обезумел бы, но он, как те чудаки, которые ходят по углям и сидят на иголках, научился принимать боль и выдерживать все чувства песка – с каждой сотней лет ему становилось все проще.

Сейчас жрец сидел в зале с треугольным алтарем, сложив ноги по-турецки, и чувства песка постепенно обращались в обрубки ощущений, в слабые отголоски, пока не исчезли совсем. Потом начали уходить в небытие и собственные чувства, и вскоре вся эта шелуха слетела окончательно, оставив сознание наедине с собой.

Оно пронеслось сквозь все барьеры и, затерявшись между временами, местами и реальностями, заплутало между цветными и плывущими осколками.

А потом пронеслось сквозь них мышкой, забежавшей в разбитое зеркало.

Сознание жреца вновь узрело пустоши, некогда принадлежавшие богам, а теперь превратившиеся в кладбище с серыми надгробными камнями.

Пометавшись от вод Стикса до ветвей Иггдрасиля, оно наконец-то узрело его – он обвился вокруг могильного камня.

– Я пришел…

– Вижу, тебе стало проще попасть сюда, – прозвучал голос бога-падальщика. – Через боль и сверхощущения намного проще очистить сознание и войти в транс, да? Значит, я угадал с оплатой.

– Теперь не приходится пить всякую дрянь, – отозвался Архимедон. – Но я пришел, чтобы…

– Я знаю. Не забывай, что я все-таки бог, – существо обвилось еще одним кольцом вокруг надгробья. – Да, вы все поняли правильно. Скоро нужно будет снова браться за работу.

– Это его надгробье? – жрец показал рукой, точнее неким ее колыхающимся подобием, на могильный камень.

– Да… Оно слишком долго простояло пустым.

– Мы будем готовы, – словно бы отчитываясь перед генералом в армии, отбарабанил Архимедон.

– Я в этом уверен. А этот Грецион Психовский…

– Не должен ничего знать?

– Архимедон, Архимедон, Архимедон, – вылилось из пасти существа, и его зеленый глаз засверкал зеленым. – Он захочет узнать и должен об этом узнать. Они забыли о естественном цикле – таком же естественном, как жизнь стервятников в пустыне и волков в лесу, если говорить вашими категориями. Потому что единственная память, которая осталась с тех времен – это вы, это место, пирамиды и скарабеи…

– Но мы же изобразили все внутри пирамид! Подробно!

– Не все, что вы нарисовали, было найдено. Не забывай, что только вы знаете о настоящей природе слов и понимаете любые языки.

– И что же нам делать?

– Вам – готовиться. А если Грецион Психовский захочет узнать то, на что имеет право, то дайте ему шанс.

Психовский не любил терять шансы, и считал, что их нужно хватать за все причинные и не причинные места. Поэтому, вооружившись блокнотом, он таксой заглядывал практически во все углы зала Эфы, что-то у себя помечая.

Сейчас, например, борода профессора стала прекрасным дополнением к этакому гербарию. Голова Грециона вылезла из-за листов, внимательно изучила их, что-то пометила на бумаге и вновь вынырнула в реальны мир.

– Хм, это очень даже похоже на смесь пальмы и папоротника, – сказал Психовский как бы сам себе, но краем глаза покосился на молчаливого Икора. Бывший страж Фараона в принципе не отличался разговорчивостью, ну а в обществе незнакомого человека он и вовсе превращался в сломанный магнитофон.

Икор молчал.

– Да, да, правда похоже, – смирился профессор и для убедительности что-то якобы записал в телефоне. – Так, а это что такое?

Психовский километровыми шагами забрался по ступенькам к трону-алтарю, на котором проснулась Эфа, и наклонился в сторону, чтобы разглядеть каменные изваяния змей, из которых лилась вода.

– Интересно, это система водоснабжения как у Римлян? Или тут замешана какая-нибудь магия – не может быть Египта без магии!

Он снова сделал паузу и еле-заметно покосился на Икора. Ну, это лишь Психовскому показалось, что он сделал это еле-заметно.

Мужчина с голубоватой кожей вздохнул и, видимо, решил заговорить, поняв, что это будет куда более выигрышная стратегия. Может, Психовский и отвяжется.

– Глубоко под пустыней текут подземные потоки, – выдохнул Икор. – Это они. Немного, но для цветов хватает – Эфа никак не хотела оставаться без растений.

– И случайно не их ли вы использовали для генерации электричества? Ионы там… – профессор засиял.

Икор выпучил глаза.

– Поражен вашими познаниями, – он загремел золотыми пластинами-доспехами и подошел ближе к Психовскому. – Да, иногда. Только мы называли это другим словом… но суть я понял.

– Даже как-то странно, что обошлось без магии. С магией все становится в разы интереснее, – Грецион сел на ступени, и розовые штаны, уже изрядно испачканные, растянулись.

– А что вы называете магией?

– Ну, например, вечную молодость, – последние два слова Психовский особенно подчеркнул.