Глаза Рахата наконец-то привыкли к чересчур яркому свету, и фигуры жрецов очертились полностью, во всех красках. Психике турагента повезло, что толстый и тонкий хорошо сохранились и вовремя сняли бинты – иначе не выдержало бы либо сердце Рахата, либо рассудок. Обе перспективы как-то не очень привлекали.
Турагент сразу сообразил, что к чему, и чуть поуспокоился.
– Вы ведь вытащи меня оттуда??? – промямлил тот. Зрачки его расширились еще больше. – Как хорошо, что в этой гробнице есть еще люди! А где… как бишь его там… Грецион Психовский?! Вы его не видели?? Мне нужно довести тур до конца…
Хотеп и Хой переглянулись. Тонкий жрец согнулся, сложившись напополам, и протянул турагенту руку. Тот встал.
– Вы нас понимаете? – решил уточнить Хой.
– А почему я не должен вас понимать?
– Видимо, он правда надышался, и теперь для него тоже нет преград в языках. Чудеса прямо какие-то. Знали бы мы о чудесном свойстве грибков чуть раньше… – шепнул тонкий.
– Мы просто переспросили! – поддержал диалог Хой и кивнул второму жрецу.
– Так вы не видели Грециона?
– Видели, и с удовольствием отведем вас туда, где он… остановился, – Хотеп положил сухую руку на плечо турагенту. – Но вот только… та тварь, о которой вы говорили, Амат, так просто не успокоится.
Рахат панически попятился, двигая конечностями со скоростью, которой позавидуют крабы и осьминоги вместе взятые, хоть у них рук с ногами в разы больше.
– Она еще здесь?!
– Не здесь, а там, под землей, – успокоил турагента тонкий. – Но, боюсь, она просто так не остановится. И в любой момент может нагнать вас.
– Но что я ей сделал?!
– Амат охотится за теми, – перенял палочку заговаривания зубов Хой. – Кто не чист сердцем и много врал. И она не ошибается…
– Но я ничего такого…
– Но вы можете исправить ситуацию, – похлопал Хотеп Рахата по плечу – турагент почувствовал легкое покалывание выпирающих косточек. – Как там говорят? Одно доброе дело может обелить черное сердце? Тогда Амат отстанет от вас.
– Но что мне такое нужно сделать, чтобы обелить свое сердце? – Рахат был не в состоянии задать себе логический вопрос: «А что я вообще такого плохого в жизни сделал?». Сейчас турагенту просто хотелось поскорее удостовериться, что он больше не увидит этой жуткой пасти.
– Ну, – ухмыльнулся тонкий, и рот его сухим суком растянулся по плоскому и костлявому лицу, – например, вы можете помешать кое-кому убить бога.
В голове турагента внезапно возникла картинка древнего иероглифа.
– Так там все-таки было написано убить…
Хой недовольно нахмурил брови, которые, благо, и не собирались осыпаться. Если он читал иероглифы, значит, мог все знать. Но пока на это похоже не было – все складывалось абсолютно так, как нужно было, без малейших неудобств.
– Иероглифы не врут. Слова не врут, – попытался вкрутиться толстый. Вышло как-то не в кассу.
– Выбор за вами, – развел руками тонкий. – Но у вас есть все шансы спастись от гибели самому и спасти своего.
Эфа уронила сосуд прямиком на песок, но ничего не успела разлить – жидкость была слишком уж густой.
– Ой, прости, – обратилась она к Архимедону, подбирая сосуд и неся его к алтарю.
– Я привык к этим ощущением, – удар предмета о песок тенью отразился в голове жреца. – Это последний?
– Да. У меня все готово, – пожала плечами девушка, рассматривая пузатые горшочки. – У тебя, вроде как, тоже.
Архимедон покрутил в руках палку-посох и кивнул.
Икор, все это время молчаливо сидящий около тела Грециона Психовского, которое в отключке валялось на полу, привстал.
– Мы
– Нет, Икор. Посмотри еще за профессором, – махнул рукой Архимедон.
– И что же мы, снова ждем?
– Снова ждем, Эфа. Снова ждем. Нельзя начать похороны, пока покойник жив и не покойник еще вовсе.
Глава 6. Божественная трагедия
Погода была прекрасная, самочувствие бабушки Сирануш было ужасное.
Она мучилось от жуткой боли в коленях, притом не такой, которая обычно бывает после ушибов – нет, это еще ничего. Коленные чашечки словно бы сверлили изнутри, а навстречу этому сверлу сверху пробивал свою дорогу отбойный молоток. Будто тысячи гномиков, живущие в теле человека, решили устроить перестройку и теперь колотили, стругали и мастерили, и все в реалиях коленей бабушки Сирануш.
Она ушла от шумных посетителей, голоса которых гравием сыпались в и без того разболевшуюся вдруг голову, и задернула прозрачно-фиолетовые шторки, плюхнувшись в кресло перед хрустальным шаром.
Сирануш посмотрело на него – и покрутила, но не рассчитала сил. Тот свалился со стола и покатился куда-то в угол, благо, не разбившись. Внутри пошел снег, вновь принявшись засыпать миниатюрный городок. Но хозяйка «Душистого персика» даже усом не повела, хоть усов у нее-то не было.