Ксю. Потустороння история

– Легко! То есть не так легко, но положитесь на меня. Петр Петрович! – не мог он успокоиться. – Ты с ним приехала, Ксюша? На машине?

– Нет, на «Сапсане». Он хочет уволиться.

– Само собой. Дело сделано, мавр может уходить.

– Думаете, он был из них? – спросила мама.

– Почти уверен! Сто раз я говорил Олегу Сергеевичу: шофер твой – враг твой!

– Он был моим, – сказала я.

– Неважно! Я вот своих меняю раз в год. Сам бы ездил, но ненавижу одновременно рулить и говорить. А говорить сутками приходится, как вы понимаете. Короче, вернусь к теме. Сейчас главное – соблюдать равновесие и смотреть вперед. Туда, где все уже кончилось и вы вспоминаете об этом как о приключении. Да! – подтвердил он, обращаясь к маме. – Неприятное, трудное, опасное, противное, но – приключение!

Я подумала, что мама и без инструкций Михаила Жановича уже находится в режиме приключения. Она опечалена, но сидит в такой позе, с таким красивым поворотом плеч, так подносит чашечку, так отпивает, так говорит, что хочется оглянуться – где тут телекамера? А может, она, по науке папы, играет в игру второго уровня – являясь скорбящей женщиной, играет скорбящую женщину, но еще и посматривает со стороны, как она играет скорбящую женщину. Наверно, довольна. В ее жизни за последние годы было маловато событий, все одно и то же: дом, муж, дочь, да за собой надо следить, да благотворительность. И вот не просто событие, а Событие. Пусть плохое, зато теперь надо много думать, решать какие-то задачи, это драйв, это круто.

Мы поговорили еще о разных бытовых вещах – что лучше сейчас пожить в одной из городских квартир, что надо добиться в ближайшее время свидания с папой, что мне нужно взять академический отпуск, и наконец я спросила Михаила Жановича о том, что не давало мне покоя:

– Странно все-таки, что Сулягин оказался замешан. Они друзья были с отцом – или я чего-то не понимаю?

– В этом как раз ничего странного! История что нам рассказывает? Брут убивает друга Цезаря, предатель Иуда был учеником Иисуса, по одной из версий чуть ли не лучшим, а Каин Авелю был вообще брат! Почему? Потому что это ритуальные действия. Со смыслом. Вот и у нас ритуальный случай. Возможно еще, что Сулягин слишком долго не был ни в чем замешан. Это раздражает, надо срочно замарать. И преданность проверить. Тут не три в одном, а пять, десять, тут игра сложная.

– И как он папе в глаза смотреть будет?

– Никак. В суд вряд ли явится. Но при этом, конечно, уверен, что сдал Олега из высших соображений.

– Неужели? – удивилась мама.

– А как же! Никто не любит и не хочет чувствовать себя виноватым. Я сотни и тысячи процессов вел и очень редко видел, чтобы кто-то раскаивался. Нет, бывает, водитель ночью задавит старушку на улице без перекрестка, он, конечно, говорит, что страшно сожалеет, но вину все равно не признает. Старушка виновата! А Сулягин благородная жертва! Потерпевшая сторона! Чего ему стыдиться? А то, что все шито белым по черному или черным по белому, это никого не волнует. Знаешь, как отцу деньги подсунули? – спросил меня Михаил Жанович.

– Нет. А известно?

– Мне известно, я маме уже рассказал. Анекдот! Вроде того, папа позвал Сулягина в театр. Оперу послушать. Олег же у нас меломан, а Сулягин тоже пытается изобразить человека высокой культуры. На что, спрашивает, пойдем? На «Любовь к трем апельсинам», – говорит Олег. И теперь будут доказывать, что этим самым он намекал на взятку в три миллиона!

– Чушь какая-то.

– Само собой! Но ведь докажут! У нас как? – не то доказательство, что действительно доказательство, а то доказательство, что судья сочтет доказательством. И он сочтет. Я представляю, как обвинение это распишет. Апельсин относится к цитрусовым. Как и лимон. Лимон! А что называют лимонами?

– Миллионы? Сейчас лямы чаще.

– Лямы, да, но и лимоны. Вот и все, можно считать прямой уликой!

– Неужели так примитивно? – спросила мама.

– Да, так примитивно! И это тоже демонстрация. Смотрите все, мы из любой мухи раздуем любого слона!

В гостиную вошел человек в черном костюме с галстуке, с лицом настолько безликим, что гляди на него хоть целый час, а описать потом не сможешь. Повадками был похож на менеджера похоронной конторы, который, с одной стороны, сочувствует родственникам покойного, а с другой, должен помнить о деле.

– Там у вас сейф, – сказал он.

– И что? – ехидно отозвался Михаил Жанович.

– Открыть надо.

– Открывайте.

– Код нужен. Кто-то знает?

– Я не знаю, – сказала мама.

– А я тем более! – отрезал Михаил Жанович.

– Вы извините, но это воспрепятствование следствию.

Михаил Жанович схватился за ручки кресла и весь подался к похоронному человеку:

– Слушайте, тут грамотные люди, не надо никого пугать терминами! Да еще теми, смысла которых вы сами не понимаете! Воспрепятствование! Вас за руки хватают? Не пускают куда-то? А если что-то где-то закрыто, мы не обязаны знать, как открывается! Имеем право не знать!

– Подследственный все равно скажет.

– Вот когда скажет, тогда и откроете!

– Имеем право и взломать.

– Взламывайте!

Похоронный человек постоял, помолчал. Вспомнил еще об одном деле.