Это вступает Аня, помощница Михаила Жановича, которую он ко мне приставил. Она ведет и самостоятельные дела, у Михаила Жановича солидная адвокатская контора, целый штат сотрудников. У Ани тоже говорящая фамилия – Емчик. Но непонятно, что она говорит. На что-то намекает, а на что – не разгадать.
Она встретила меня на улице. Стояла, опершись на новенькую «ауди», двухдверную, купе, темно-красного цвета. Очень недешевая игрушка. На таких обычно ездят незамужние дочки богатых родителей, тем самым позиционируя себя как товар дорогой, не для всех доступный. Или молодые жены миллионеров, в данном случае машина тоже знак: я уже куплена и занята, даже не пытайтесь. Но Аня Емчик была уже глубоко семейного возраста, лет, наверно, за тридцать, а то и за сорок. О таких говорят: некрасивая, но привлекательная. Кто говорит? Ну, хотя бы я говорю. Что имеется в виду? А вот смотрите. Фигура у Ани бутылочная: сверху узко, снизу объемно. Но Аня так одевается, такие выбирает водолазки и блузки, такие ловкие брюки и платья, так уверенно и энергично все это предъявляет и несет, что фигура кажется лучшей из возможных. А если не соответствует вашим стандартам, как бы говорит Аня Емчик, то пересмотрите стандарты, со мной же все в порядке! Личико у нее круглое, глазки маленькие, веснушки толпятся вокруг остренького носика, но при этом волосы, жгуче черные, дерзко и ассиметрично нацелились прядками-остриями на глаза, опасно нависнув прямо над ними. Глаза при этом четко оконтурены. Еще немного, и был бы облик рок-музыкантши, но черта не переступлена, зато ясно обозначено главное: «я могу себе это позволить, а вы завидуйте». Привлекательность именно в этой уверенности, храбрости, в этом могусебепозволить.
И машина – о том же. И белый кожаный плащ, в котором она была в тот день. И черная водолазка под ним, и черные шаровары, заправленные в серебристые сапожки, отчего снизу Аня Емчик была похожа на танцующего казака, который, правда, сейчас не танцует, отдыхает. И даже сигарета, которую курила Аня Емчик, поджидая меня, была о том же. Она поздоровалась (Аня Емчик, естественно, а не сигарета), щелчком отбросила окурок – по-мужски сильно и далеко, окурок закувыркался в воздухе и шлепнулся посреди чисто выметенного трудолюбивыми таджиками тротуара. Лежа и источаясь предсмертным дымом, он успевал заявить, подобно бросившей его хозяйке: могу себе позволить!
В машине Аня Емчик дала мне подписать бумаги, дававшие ей право вести мои дела, и проинструктировала.
– Ксюш, говорить буду в основном я, но, если придется, два лучших ответа – не знаю и не помню. Ты напуганная девочка, ты ни о чем понятия не имеешь, чуть не плачешь. Можно и в самом деле немного поплакать. Нет, – тут же зачеркнула она. – Это перебор. Они обожают плачущих красивых девушек, но внушают себе, чтобы не жалеть, что девушка притворяется. Напуганная и растерянная, без слез. Не понимаю, куда попала и зачем, и что спрашивают.
– А что будут спрашивать?
– Да черт их знает. Думаю, ничего серьезного.
В кабинете Колотушкина, тесном, казенном, я оценила наряд и макияж Ани Емчик. Она вошла – и кабинет стал еще теснее и казеннее, она своим видом ломала официальный настрой, вызывала огонь внимания на себя. Колотушкин невольно лупился на нее то и дело своими серенькими глазками, а на меня, красавицу, почти не глядел. Он хотел понять, что сей наряд значит, но в том-то и фокус, что этот наряд, при всей своей многозначительности, не значил ничего, только сбивал с толку, в этом и была его задача. Помню, мне очень хотелось узнать, есть ли у Ани Емчик муж, дети, что она любит читать и смотреть, хотелось понять, кто же она на самом деле. Потом узнала: был муж, были бойфренды, от всех она быстро избавлялась и обожала своего десятилетнего сына. Больше ничего узнать не удалось, так Аня Емчик и осталась для меня загадкой.
И вот Колотушкин спросил про колье, и Аня Емчик вступила:
– Послушайте, господин Колотушкин! У Ксении и у ее мамы много кольев! Кстати, почему вы маму не пригласили?
– С ней будут беседовать отдельно.
– Хорошо. Вернее, ничего хорошего. Повторяю, у них много кольев! – Аня Емчик подчеркнуто произносила так это слово. Чтобы Колотушкин понял – она знает, как правильно, но выговаривает его простонародно потому, что ведь и сам Колотушкин из народа, ведь да? Ему так будет доступней!
Колотушкин что-то хотел сказать, но Аня Емчик не дала.
– К тому же, уже вторая неделя пошла, а вы не удосужились провести экспертизу и оценку. Колье желтого металла, вставки! Неужели нет экспертов, чтобы описать точно?
– У них много работы. Принадлежность в любом случае надо выяснить.
– А как она может сказать, если даже не видит?
– Это запросто, – Колотушкин поворачивает к нам ноутбук с фотографией колье.
Монитор ноутбука бликует, он весь в разводах и пятнах, не раз, наверное, пили за ним чай, кофе, а может, и вино, клавиатура замызганная, каждая клавиша обведена серым валиком застарелой грязи.