Ксю. Потустороння история

– Ну что, мамзеля, – говорит он мне, – скучаешь? Давай-ка в таком разе подженимся, только шибче, учитывая стремительность революционной обстановки. Совецкая власть ждет моей подмоги на всех фронтах, так что уж ты, красивая, сама растелешись, не трать попусту бесценного пролетарского времени!

Поставив в угол винтовку, он идет на меня, широко раскинув руки. Я открываю ящичек столика, где, рядом с колодой карт и пяльцами, лежит изящный маленький револьвер. Достаю его и направляю на Аркадия.

Он меняется, исчезают пулеметные ленты, бушлат, бескозырка и клеши, теперь он в синем спортивном костюме с белыми лампасами.

– Да ладно прикалываться, чувиха! – говорит он. – Этой пугалкой даже мухи не убьешь! Но ты не убирай, держи, меня это заводит!

Я нажимаю на спусковой крючок. Щелчок, осечка. Аркадий хохочет, тянет ко мне руки. Я нажимаю еще раз. Выстрел.

Аркадий с удивлением смотрит на свою грудь, на маленькую черную дырочку, вокруг которой расплывается красное пятно.

– Блин, больно же! – упрекает он меня, делает ко мне шаг и грохается со всего маха на ковер, замирает, лицо повернуто вбок, и я отмечаю, что узор ковра удивительно совпадает с профилем лица убитого, он словно оконтуривает его, как это делают мелом на местах преступления.

Подняв голову, он спрашивает:

– Лермонтова, двадцать пять? А корпус?

Я вижу себя опять в такси, вижу Аркадия, задающего мне вопрос. Не сразу прихожу в себя. Вспоминаю.

– Корпус два.

– Тогда приехали. Какой этаж? Тут лифта нет, если высоко, могу помочь багаж отнести. Полста накинешь за подъем?

– Да, конечно. Этаж четвертый.

2.

Тетя Оля открыла дверь, сказала:

– Привет. У меня там…

И пошла в кухню, откуда тянуло чем-то горелым и приторным.

Аркадий поставил чемоданы, положил на них рюкзак, сказал:

– До скорого, к выходным готовься на рыбалку.

– Не знаю…

– Договорились же! В субботу к вечеру жди.

Он ушел. С кухни потянуло не только запахом, но уже и дымом.

Тетя Оля стояла у плиты и деревянной лопаточкой передвигала на черной чугунной сковородке три ломтика батона. Они были желтые, а по краям обуглились и дымились. Тетя Оля задумчиво смотрела на это, потом перевела взгляд на меня, но от задумчивости не отрешилась, находясь в действительности только частично.

Я выключила огонь, сказала:

– Подгорело же, теть Оль!

Тетя Оля посмотрела на ломтики осмысленно, перевернула, с изнанки они были совсем черные.

– Третий раз жгу. На растительном масле потому что. Подгорает быстро.

– Тогда на сливочном нужно.

– Сливочного нет. И я люблю на растительном, на подсолнечном, нерафинированном, у него вкус приятный.

Я открыла холодильник. Он был почти пустой. Пара баночек с каким-то вареньем, засохший пучок редиски, плитка шоколада, бутылка подсолнечного масла. А в отсеках дверцы – два яйца и множество пузырьков и упаковок с лекарствами. Еще была кастрюлька, я открыла крышку, там было что-то заплесневелое, запахло тухлым, я нахлобучила крышку обратно.

Тетя Оля из-за моей спины заглянула в холодильник и захихикала:

– Красота! Вот так я гостей угощаю! И не встретила тебя. Не обижаешься?

– Ты сказала, что не сможешь.

Да, тетя Оля, когда я ей позвонила и сообщила, что приеду, сразу же предупредила:

– Встречать не буду, извини. Местное такси вызови, там номер легкий, шесть девяток или шесть семерок, давно не ездила, не помню. Да спросишь кого-нибудь, скажут.

Сейчас тетя Оля объяснила:

– Не люблю встречать и провожать. Вокзал на меня тоску наводит. И почему обязательно у поезда встречать? Была бы у меня машина, тогда хоть какой-то смысл. Наташа вот купила, ездит. И у Паши машина. Новое поколение! Я бы их попросила встретить, но они в Турции отдыхают. Скоро приедут уже. Сегодня какое?

– Восемнадцатое. Июня.

– А они когда приезжают?

– Не знаю.

– И я не помню. Так, еще одна попытка.

Тетя Оля достала из настенного шкафчика пакет с нарезанным батоном, из него три ломтика, а из холодильника бутылку с маслом.

– Не надо, теть Оль, я сейчас в магазин схожу. Где тут магазин?

– Магазин рядом, но я обожаю гренки. И тебя угощу.

Она достала из пакета еще три ломтика.

– Опять пригорит! Подожди минут десять, ладно?

– Ну вот, встретила племянницу! – упрекнула себя тетя Оля. – Хозяйка называется!

Я присматривалась к ней. Она не казалась ненормальной, была только немного рассеянной и медлительной, сомневалась в каждом своем слове и движении. Но упрекнуть себя у нее получилось, слова «хозяйка называется!» произнесла так, как их произнесла бы обычная женщина, расстроенная неудачной встречей с родственницей. Вышло очень естественно, и тетя Оля сама это услышала и выглядела очень довольной.

– Ладно, сходи в магазин, – сказала она.

И это тоже выговорилось у нее естественно, тетя Оля одолела новую бытовую высоту, обычно недоступную для нее, и окончательно осчастливилась. Она так разошлась, что решила дать конкретные советы.

– Купи тогда еще сливочного масла, яиц… Нет, яйца есть, не надо.

– Мало, еще возьму.