Ксю. Потустороння история

Так мы говорили с ней, две положительные замужние молодые женщины, знающие, что в жизни правильно, а что нет, и нам было хорошо оттого, что мы понимаем и уважаем друг друга. Хотелось и дальше говорить о чем-нибудь простом и важном, но я закончила набивать пакеты, а перед кассой стояла уже старушка, аккуратно выкладывая хлеб, картошку, лук и кусок колбасы.

– До свидания! – попрощалась я с девушкой.

– До свидания, хорошего дня! – ответила она формулой, ставшей не так давно ходовой в сфере услуг, но у нее это прозвучало не формально, а от всей души.

Пакеты оказались очень тяжелыми, мне пришлось несколько раз останавливаться и отдыхать.

Потом вместе с тетей Олей, которая мешала мне своей помощью, приготовили завтрак – омлет с тостами и беконом. Угощались за журнальным столиком, потому что обеденного не было.

– Я его выкинула, – объяснила тетя Оля. – Только место занимал, я им все равно не пользовалась. Наташка ругалась, но она на все ругается. Я у нее неправильная мать. Еще и сумасшедшая к тому же. Не пугайся, не сейчас. Ты никогда не боялась сойти с ума?

– Нет.

– А я боялась, и зря. С детства боялась, не знаю почему. Помню, соседка сказала маме: у тебя дочка со странностями. А было как – я стояла у забора, а мама в огороде что-то делала, а соседка идет к нам и спрашивает: мама дома? Причем мама на виду, рядом, а она спрашивает. Кто со странностями, интересно? Нет, я, правда, слегка пошутила, оглянулась на маму и говорю: понятия не имею. Вот она и сказала маме, что я странная. А мама ей: не странная, а задумчивая. На меня накатывало иногда. Застываю и о чем-то думаю. И после этого, после того, как соседка сказала, что я странная, я подумала: может, и правда странная? На уроке иногда зовут – не слышу, вся в себе. Пробовала отучать себя задумываться, только хуже стало. Ты наливай, наливай вина, мне можно, у меня ремиссия сейчас.

– Тут пробка, штопор нужен.

Тетя Оля порылась в ящиках кухонного столика, нашла штопор. Большой, серебристый, с рычагами, вернее, с рычагом, второй был отломан. Я ввинтила штопор в пробку, попыталась вытащить с помощью оставшегося рычага, но он без пары не действовал. Начала тянуть, пробка сидела плотно, не поддавалась.

– Вверни глубже, до конца, – посоветовала тетя Оля.

Я ввернула, потянула – никак.

– Дай-ка я.

Тетя Оля села, зажала бутылку между ног, вцепилась в кольцо штопора и даже зажмурилась от усилия.

Ноги и руки у нее были очень худые, но не уродливые. Обычно с худобой выявляется кривизна костей, у тети Оли же все было хоть и не идеально прямое (такого и не бывает), но – правильное, хорошо сложенное. И кожа удивительно гладкая для ее возраста.

– Черт! – сказала тетя Оля. – Не идет, зараза! И ведь не очень я хотела выпить, а теперь жутко хочу, прямо невтерпеж!

– А если протолкнуть?

– Идея!

Тетя Оля вывинтила штопор, попробовала протолкнуть пальцем. Пробка чуть сдвинулась вниз и застряла намертво.

Попыталась и я. Без толку.

– Стой! – сказала тетя Оля. – Надо чем-нибудь.

Она пошарила в ящиках, нашла отвертку, одновременно и обрадовалась, и удивилась:

– Откуда она у меня? Но – то что надо!

Она приставила отвертку к пробке, ударила сверху кулаком, затрясла рукой, морщась от боли.

– Дай полотенце.

Я подала полотенце, она обернула им ручку отвертки, опять ударила.

– Вот гадство! Там молоток внизу, деревянный, дай-ка.

Я нашла в нижнем ящике молоток.

– Я держу, а ты бей. По руке не попади!

Тетя Оля поставила бутылку на столик, вцепилась в отвертку, стараясь держать ее вертикально.

– Бей!

Я ударила, отвертка вылетела из рук тети Оли и из бутылки, а бутылка упала на столик, покатилась, я успела остановить ее у края.

– Ну, мы и курицы! – смеялась тетя Оля. – Ничего, есть крайний способ. Долго, но наверняка.

Она достала тонкий нож, начала ковырять пробку. Ковырялось по чуть-чуть, лезвие ножа опасно гнулось. Я сменила тетю Олю, потом она сменила меня. Когда пробка расковырялась до половины, я попробовала опять протолкнуть ее отверткой. Получилось.

У этого вина был заслуженный вкус. Мы выпили сразу по половине стакана (бокалов и фужеров у тети Оли не было). И стали с удовольствием есть, хотя все уже остыло.

Хлопоты с вином нас очень сблизили, она предложила:

– Хватит меня тетей Олей звать, давай просто Оля. А то непривычно как-то, меня никто тетей не зовет.

– Хорошо, Оля. Мне и самой странно.

– Правда?

– Да.

– А уж как мне странно! Мне в душе – как тебе. Ну, чуть больше. Двадцать два.

– Почему двадцать два?

– Я тогда счастливой была. В первый и последний раз. И вот скоро… Сегодня какое?

– Восемнадцатое.

– Значит, через неделю, двадцать пятого. Двадцать пятого мне шестьдесят.

– Ужас. Извини.

– Да нет, ты права, ужас.

– Я не потому, что много, а потому, что тебе столько не дашь. Наверно, неприятно выглядеть моложе. Цифра такая…

– Страшная! Недаром число зверя с шестерки начинается!

– Ты говоришь, в двадцать два года была счастлива? Расскажи.

– Это несчастливая история.

– Как это?

– А вот так. Счастлива – да, была, а история несчастливая. Ладно, наливай, расскажу.