Оля чувствовала неуклонное давление извне. Если девушка такая красивая, а Оля была самая красивая на курсе, если девушка такая умная, а Оля доказывала это выступлениями, докладами и курсовыми работами, то должно же это еще как-то проявиться! В чем-то ярком, в чем-то безусловно неординарном. Это ожидание Олю раздражало, потому что она как раз в это время почувствовала себя страшно обыкновенной. Легко могла что-то выучить и пересказать, но не уличила себя ни в одной мысли, которую могла бы считать своей. Да и нет ни у кого своих мыслей, все в голове собрано из чего-то чужого. И еще Оля заметила, что быстро устает от общения. Две-три минуты разговора, и ей уже кажется, что все это она слышала, все это уже было. И важно не то, что говорят, а то, чего хотят, а хотят все показать, какие они умные, интересные и необычные. Однажды молодой и смелый преподаватель высказался: социальная жизнь похожа на гонку сперматозоидов, в которой везет только одному. Отличие у людей лишь в том, что остальные сперматозоиды тоже остаются живы, но им достаются местечки похуже, они продолжают род там, где бог послал, где повезло. Студенты и студентки одобрительно смеялись, а Оля подумала, что преподаватель прав, но ведь и он ведет себя сейчас как сперматозоид, желая оплодотворить других собой, своим остроумием, остаться в них – хотя бы памятью. Остаться хоть чем-то, запечатлеться – и все, и в этом смысл жизни, что ли?
И Оле в этот момент стало до тоски скучно. Она вдруг поняла о жизни что-то глубоко противное, пошлое, в веках неизменное, от чего не отмахнешься при всем желании.
Она стала терять интерес к учебе, но заставляла себя заниматься, делать все, что нужно. Ухватилась за предложение Лары, которая в это время начала ходить в студию бальных танцев при клубе приборостроительного завода. Она сказала, что у Оли идеальная для танцев фигура. Руководитель студии Костя, крашеный блондин с подрисованными глазами, подтвердил. И не только подтвердил, он восхищался Олей, побежал и принес несколько платьев, мятых и потасканных, но фасонных, попросил Олю переодеться. Оле подошло темно-зеленое платье с глубоким вырезом, ассиметричное, полностью обнажающее правую ногу. Костя, не дав Оле опомниться, под музыку вертел и крутил ее вокруг себя, она чувствовала себя тряпичной куклой.
– Фиксируй! – кричал Костя. – Не болтай руками-ногами! Смотри!
Он показывал: выполнял несколько па и замирал, и опять двигался, и опять замирал.
– Как в стоп-кадре, поняла? Коротко, но чтобы успели рассмотреть! Фиксация! Статика – высшая форма движения! Но к этому надо прийти! Чем энергичней и красивей движение, тем красивей фиксация! Нерв и прерывистость, ритмическая аритмия, страсть, эротика – вот что такое латиноамериканский танец!
– А мы только латиноамериканские будем танцевать? – спросила наблюдавшая Лара.
– Преимущественно. И вальс будем танцевать, и даже кадриль по просьбе трудящихся и руководства клуба. Но вальс – это любовь платоническая, кадриль – совместный субботник, а я сейчас не про это. Я люблю латину и хочу, чтоб вы ее полюбили!
Оля не полюбила латину. Она завидовала Ларе. Та ошибалась, плохо слышала музыку, двигалась неровно, довольно-таки, казалось Оле, даже коряво, но иногда так изгибалась, так застывала, так улыбалась при этом, что Оля понимала: будь она мужчиной, ей бы захотелось немедленно ее обнять, прижать к себе, почувствовать ее.
Сама же она оставалась скованной и неуклюжей, Костя огорчался:
– Такое красивое тело и такое бездарное! Но я вытащу из тебя талант, он у всех есть, я точно знаю!
И вытаскивал, злился, не отступал. Оля готова была бросить дурацкие танцы, но совестно было перед Костей, не хотелось его огорчать.
(И я вела бы себя так же, подумалось мне.)
Однажды к Оле подошел Денис, не очень молодой человек, лет под тридцать, посещавший студию не для танцев а чего-то другого. Он был из актеров второго ряда, на сцене не блистал, Лара рассказывала, что в театре его держат за то, что он великий доставала, снабжает руководство дефицитными продуктами и одеждой, имея связи в саратовской фарцовке. Денис редко улыбался, говорил задумчиво, глядя не на человека, а по сторонам. Его задумчивость была не от ума, как поняла потом Оля, а от заботы: Денис постоянно решал важнейшую для себя задачу – как сделать так, чтобы ему было максимально хорошо с минимальными затратами.
Он сказал Оле:
– Я знаю, в чем твоя проблема. Ты не разбуженная еще.
Оля сразу поняла, к чему он клонит. Лара успела рассказать, что Денис – профессиональный бабник.
Она спросила:
– Хочешь разбудить?
– Как вариант. Нет, я понимаю, девушки ждут – любовь там, романтика, это правильно. Но если любовь появится лет через десять или вообще никогда? Надо пробовать.