– Еще чего! Вырежешь грязь, поваришь полчаса, пожаришь для верности, яйцом сверху зальешь – деликатес! В этом была своя идиотская прелесть, если подумать. Нет выбора – нет проблемы. Колбаса или докторская, или любительская, или никакой. Яйца – сейчас и такие, и сякие, куча названий, а раньше одна марка, один сорт – яйца! Нет, были еще диетические, по восемьдесят копеек. Хлеб – серые буханки, батоны и булки, и все. Масло бутербродное или сливочное. Подсолнечное – одинаковое в одинаковых бутылках. Вкусное, кстати. Главное, не тратишь времени – купил, что есть, что досталось, тогда так и говорили – не купил, а достал, – и спокойно идешь домой.
– Я читала, в Москве не так было.
– Само собой. Мама всегда из Москвы полные сумки привозила.
– Ну, так и что? Приставал он?
Мужланистый тип, его звали Виктор, приставал, но вежливо. Осведомлялся, как зовут, сколько лет, где учится или работает, есть ли друг или жених.
Оля делала вид, что не слышит. Брала какие-то продукты, клала в корзинку. Пошла к кассе. У кассы Виктор сказал:
– Извини, – и отобрал у нее корзинку.
Поставил ее на прилавок, спросил кассиршу:
– Марина Робертовна здесь?
Кассирша сразу признала в нем своего:
– Там, в кабинете.
– Никуда не уходи, – сказал Виктор Оле и скрылся в подсобном помещении.
И она почему-то стояла и ждала.
Он вышел минут через пять, нагруженный свертками и пакетами.
– Пойдем.
И Оля пошла за ним, оставив свою корзинку.
Виктор сгрузил все в багажник, открыл дверцу:
– Садись.
И Оля села в машину. И так оно все началось. Виктор оказался делягой широкого профиля – что-то покупал и продавал, выменивал, доставал. Он был насквозь практичный и любил все практичное, дорогое и красивое. Купил трехкомнатную кооперативную квартиру в новом доме (по нынешним понятиям равно пентхаусу), «волгу» последней модели (по нынешним понятиям – «мерседес» S-класса), построил двухэтажную дачу на Волге (сравнимо с домом на Рублевке), при этом заботился и о родителях, обычных работягах, и о младшей сестре, враче-педиатре, и о бывшей жене, с которой бездетно прожил пять лет, а потом мирно расстался и даже пристроил, выдал замуж за своего друга.
Оля видела и бывшую жену, и друга при довольно необычных обстоятельствах. Они отправились с Виктором на дачу, Виктор свернул, он был мрачным и молчаливым в тот день, подъехали к участку, обнесенному высоким новым забором, калитка была открыта, в саду, у недостроенной дачи, сидела компания, несколько мужчин, один из них поднялся, пошел навстречу Виктору со словами: «Вить, Вить, Вить, ты сначала меня послушай!» – но Виктор не стал слушать, ударил его по лицу так, что мужчина отлетел и упал на стол, все разбивая и круша. Виктор схватил его, полулежащего, за горло и начал отвешивать пощечины справа налево и слева направо. Из дачи выбежала бывшая жена, закричала: «Витя, зачем, не надо!»
– Надо, – сказал Виктор.
Муж бывшей жены вытирал обеими руками кровь с лица. Оглянулся, пробормотал:
– Нажаловалась, сука?
Виктор, уже отходивший, вернулся и влепил ему еще раз.
– Она тебе жена, а не сука, понял? А ты давно бы ушла от него, дура!
– Он больше не будет! И он, может, случайно! Да, Саша?
Саша молчал, глотая кровь.
И все, кто были у него в гостях, молчали. Никто не посмел вступиться за Сашу и напасть на Виктора.
Оля гордилась тем, что ее полюбил такой мощный человек. Да, он кажется мужланистым, но это только видимость, Виктор был выпускник Саратовского политехнического института, инженер-автодорожник, увлекался фантастической литературой, играл на досуге с друзьями в шахматы (пытался научить и Олю, не получилось) и пел под гитару бардовские песни, особенно любил Галича.
Все произошло быстро – Виктор сделал предложение, Оля согласилась, была многолюдная свадьба.
– На которой мой братик, папа твой, впервые напился, – вспомнила Оля. – С непривычки.
– Ему сколько было?
– Пятнадцать.
– А отношения у вас какие были?
– Да никаких. Я сама по себе, он сам по себе. Это потом он, когда большим начальником сделался, вдруг таким добрым стал, прямо ласковым: сестричка, сестричка, Олечка, Олечка, в детстве никогда Олечкой не звал. Наверно, у них любовь к родне в обязательный минимум входит. А я, если честно, к нему совершенно равнодушна. И была, и теперь. Даже не спрашиваю тебя, как он там, все-таки тюрьма, дело несладкое. Но мне все равно. Не обижайся, он твой папа все-таки, но… Читала про всю эту ерунду в интернете, по телевизору смотрела – как что-то совсем чужое и далекое. И тебя, говорю для ясности, совсем не жалко. Я чудная, да?
– Не больше, чем другие. Просто не врешь.
– Врать утомительно. Я и Виктору не врала. Сказала: не уверена, что я тебя люблю, но ты мне подходишь. Если ты так хочешь, чтобы я стала твоей женой, ладно, буду.