Ксю. Потустороння история

Оля росла с постоянным чувством недоумения, но ничему не противилась, не сопротивлялась, догадывалась, что это только осложнит жизнь. Больше всего ее беспокоило, что после школы надо что-то выбрать – какой-то институт, какую-то профессию. Найти любимое дело, так это называлось. Но Оля и так уже нашла – читать книги и думать. А можно и не читать, и даже не думать, а лежать в саду на раскладушке, под старой яблоней, и сквозь листья созерцать небо и облака, погружаясь в состояние умственной невесомости. Если же закрыть глаза, то все звуки отдаляются, иногда кажется, что ты не здесь, на земле, а где-то наверху, в облаках, и оттуда слышишь все земное, и мысленно видишь себя под яблоней. И вдруг отстраняешься от себя настолько, что не понимаешь – что за девочка там лежит, кто она, зачем она на этом свете?

Так ничего и не выбрав, Оля решила поступить в университет, на биологический факультет, где только что открылось отделение психологии. Психология – штука расплывчатая, неопределенная, про все сразу и ни о чем в отдельности, это Оле нравилось. Психология тогда стремительно вошла в моду, появились самиздатовские и даже официально изданные (часто в пересказе, с попутной критикой) книги Фрейда, Юнга, Фромма. Это сочеталось и с модой на психиатрию, открытые лекции знаменитого профессора Гамбурга собирали весь мыслящий Саратов, люди сидели в аудитории и на ступенях, и на полу, слушая трехчасовые рассказы об удивительных приключениях человеческого мозга, о роли в истории великих безумцев – полководцев, ученых, художников и писателей, из которых Гамбург особо любил и выделял Достоевского.

На психфаке, как сразу начали называть это отделение, собрались исключительные умницы и умники. Конечно, были и так называемые блатные, дети начальников, из которых половина отсеялась после первой сессии, но в большинстве – молодые люди разношерстного происхождения, не обязательно даже потомственные интеллигенты.

– Я считаю, – сказала мне Оля, – что мы были самым умным и образованным поколением за все советское время. Уж точно образованней своих родителей. Ну, и сексуальная революция началась – лет на двадцать позже, чем на западе. А после нас все пошло на спад. У меня почти все друзья и подруги с высшим образованием, у всех интересная работа была, все чем-то еще увлекались, а дети и внуки у них – кто тупо бизнесом занимается, кто торгует, какие-то менеджеры все среднего звена, ничего не читают, ничем не интересуются, машина в кредит, квартира в ипотеку. И моя Наташка такая же. Стилист, видите ли. Парикмахерша. Нет, она хорошая, на нее спрос, ей это нравится. Купили недавно квартиру, родители Паши помогли, ремонтируют, мебель покупают, счастливы. Я не осуждаю, может, даже завидую. Но не понимаю. Я читала, вас миллениалами называют. Ты это чувствуешь?

– Ерунда это все. Нет, что-то общее есть. Мы спокойнее.

– Вы тупее, Ксюша. Это я не о тебе, а в целом. Мы в вашем возрасте были намного ярче.

И Оля продолжила рассказывать.

В университете она почувствовала себя в своей среде, среди своих. Но на первые роли не претендовала, там и так хватало лидеров. Предпочитала слушать, а не говорить. Однако заметила, что, если говорит, ее очень внимательно слушают. Не сразу поняла, почему. Потом догадалась – от нее чего-то ждут. Был спрос на оригинальность, необычность, экстравагантность. Популярной, например, была Лара Харина; она жила с очень пожилой матерью в одноэтажном старом доме, в центре, вход сразу с улицы, и Лара устроила у себя что-то вроде салона. Засиживались до ночи, курили, выпивали, разговаривали, мать Лары покорно все это терпела, сидела в своей комнатке-чулане и смотрела телевизор. В доме было еще две комнатки, одну из них Лара часто отдавала на ночь желающим парам. Любила обострять темы, провоцировать, любила, когда приводили кого-нибудь из новых знаменитостей, не обязательно музыкантов или поэтов, или художников, главное, чтобы умом блистал – это была пора торжества чистого разума. Лара подвергала новобранца испытаниям, тестировала его остроумие, скорость полемической реакции, оценивала внешние данные и, если молодой человек ей нравился, она, провожая гостей, могла при всех сказать ему:

– А вас я прошу остаться! – цитируя известнейший сериал «Семнадцать мгновений весны».

И тот оставался, и был какое-то время другом души и тела Лары, а потом надоедал, Лара передавала его одной из своих подруг, обязательно с лестными рекомендациями.

Далеко не все были такие раскрепощенные, как Лара, но она была заметнее.

Интересно, рассказывала Оля, что на их курсе было мало пар, да и вообще, кажется, все больше интересовались учебой, какие-то отношения у многих начинались годам к двадцати, а нередко и позже.

– Ты только что про сексуальную революцию говорила, – напомнила я.

– Революцию делают единицы. Остальные смотрят, хотят так же, но не всегда могут. Настроения в обществе определяются не уровнем реализации желаний, а их вектором.

– Круто сказала.

– А то!