У Ксюши были две закадычные подружки, ещё с детского сада, как говорится, с горшка. Рита и Юлька. Рита отнеслась к горю Ксюши равнодушно. Она вообще не понимала, из-за чего весь сыр-бор. В их возрасте надо гулять и веселиться, меняя пацанов, как перчатки, чем она с удовольствием и занималась. А о любви, замужестве и детях думать надо где-то после двадцати пяти, не раньше. Наверное, это была правильная позиция, но в том отчаянии, в котором была Ксюша, нотации подруги воспринимались, как высокомерие и наплевательство.
Юлька, вроде, отнеслась с сочувствием. Охала и квохтала над рыдающей подругой, но ничего путного сказать не могла. А где-то на самом донышке её души лежало удовлетворение от случившегося. Как-то не складывалось у неё с противоположным полом. Вроде и внешность была яркая: черные волосы и голубые глаза, а ни одного мальчика вокруг неё ни в школе, ни в техникуме не было. Она отчаянно завидовала подругам, рядом с которыми постоянно вился рой пацанов, а ей доставалось их внимание только за компанию. Как будто она была бесплатным приложением к Рите и Ксюше, довеском. А теперь её положение с Ксюшей вроде как уравнялось.
Ксюша была не в состоянии трезво оценивать ситуацию, но отношение подруг чувствовала своим обострившимся восприятием. И это ранило её ещё больше.
Вытащила Ксюшу из депрессии мама. Сначала вывела из истерики, в том числе и валерьянкой, которую они пили вдвоём. Потом расслабила ласковыми словами. Потом разложила по полочкам все перипетии всех этапов их с Женькой отношений. Ксюше, наконец, стало понятно, почему он так поступал, почему она так реагировала. И кстати, мама не осудила Женьку за измену Ксюше, что ранило её больше всего, а доказала, что этот эпизод совершенно не говорит о том, что любовь Женьки к Ксюше исчезла. Потом успокоила, что не всё потеряно для восстановления их отношений. Ведь никто не умер, в конце концов, когда уже ничего нельзя изменить. Потом потихоньку внушила мысль что наоборот, их расставание сейчас – это благо, а не несчастье. Есть время отойти от ситуации, посмотреть на неё издалека, извне, чтобы разобраться в себе, понять – нужны ли они друг другу, подходят ли, совпадают ли всеми фибрами своей души и тела. А то уж больно бурно у них всё закрутилось, что и вздохнуть было некогда.
Мама знала, о чём говорила. Она уже была во втором браке. После первого замужества, которое закончилось полной катастрофой, а начиналось также бурно и страстно, как и у Ксюши с Женькой, только с поправкой, что тогда ей было уже восемнадцать, а не пятнадцать, как дочери, она вообще думала, что с мужиками покончила раз и навсегда. Ан, нет. Нашёлся упёртый влюблённый, который три года осаждал её крепость и, таки, взял измором, методично отсекая остальных ухажёров и изо дня в день доказывая свою любовь и преданность. За будущего отца Ксюши Ольга Сергеевна выходила замуж уже с открытыми глазами, прекрасно осознавая все его плюсы и минусы, всё, с чем ей придётся смириться, и то немногое, что можно будет попытаться исправить.
Ксюша постепенно обрела душевное равновесие, успокоилась. А когда опять начинала уходить в себя, мама вовремя отвлекала её разговорами. В один из таких дней Ольга Сергеевна рассказала Ксюше о первой их поездке в Данию и о мальчике Кристиане, который предлагал пятилетней Ксюше выйти за него замуж. И об их уговоре встретится через 10 лет. И о том, что они с бабушкой, Ириной Анатольевной, решили ей об этом не рассказывать перед её второй поездкой туда же с классом, которая оказалась в то же самое время и ровно через 10 лет, чтобы она ничего такого сказочного не ожидала. Выходит, правильно сделали. Ведь встреча так и не состоялась. И только тут Ксюша вспомнила о случае около Русалочки.
– Мама! – вскричала ошарашенная Ксюша, – А ведь он пришёл!
– Кто? Кристиан? Но ведь ты ничего такого не рассказывала?!
– А я тогда ничего не поняла. Схватил меня за плечи, начал вертеть. Говорил про волосы, про десять лет. Я решила, что он какой-то сумасшедший. Или просто обознался. А потом с Женькой закрутилось, и я про него напрочь забыла.
– Вот это да! – удивилась Ольга Сергеевна, впервые не знавшая, что сказать.
– Он мне даже листочек какой-то сунул со своим номером. Я его, конечно, потеряла.
– Постой! Была маленькая афиша какого-то концерта, я ещё подумала – зачем ты её сохранила? Хотела спросить, почему ты ничего про концерт не рассказала, да забыла.
– Да, он на чем-то пестром писал. Наверное, это она. Да какая разница, всё равно же потерялась.
– Не скажи! Я, по-моему, её вместе с фотографиями бабушке отдала для альбома. Вот, если она листочек выкинула, тогда точно – потерялась. Сейчас маме позвоним и всё выясним.
– Мамуль! Я когда тебе Ксюшины фотографии из Скандинавии отдавала, там был такой листочек с рекламой концерта. Ты его выкинула или сохранила?
– Не помню! Давай сейчас посмотрю альбом. Если он есть, то только там.
Бабушка отошла от телефона, пошуршала на полках и вскоре вернулась:
– Есть! Он вам нужен?