Кто эта женщина?

– Это орел?

Приложив ладонь козырьком ко лбу, он всмотрелся:

– Больше похож на сокола. Здесь недалеко гнездо сапсанов.

– Они недавно поселились на эмгэушной башне в Москве! – оживилась Кира, будто от крыльев этой птицы повеяло чем-то родным, хотя никогда она не считала Москву своим городом. Это было бы чересчур самонадеянно – не росла там и жила совсем недолго…

Илья с сожалением прищелкнул языком:

– Камеры с собой нет…

– Может быть, на телефон снять? – встрепенулась Кира.

Он охладил ее:

– Это извращение… Тем более на такой, как у вас.

– Вы, наверное, давно такого старья не видели?

Она замерла в ожидании ответа, но Илья опять пропустил ее слова мимо ушей. Только пробормотал, разглядывая поле с таким выражением, будто пытался увидеть в нем то, зачем Кира привезла его сюда:

– Красиво. Вы правы.

– Но я вас не удивила…

– Вы всерьез думали, что я не видел этой цветущей лаванды?

– А я не видела, – не удержалась она от вздоха. – То есть, возможно, и видела – в детстве… Но я не помню этого.

Кира все еще стояла, держа велосипед, очарованная космическим отсветом этого земного уголка. Было страшно моргнуть, чтобы видение не исчезло. И, кажется, Илья понял это: он снял ее руку с руля, чтобы Кира отдала ему велосипед, и опустил его на траву, позволив ей не разрывать невидимой нити, натянувшейся между ней и крымской фантастической реальностью, в которой он жил. И посетовал:

– Фотография не передает… Сколько раз сюда приезжал, и так снимал, и этак. Не то…

– Да! Это невероятно!

– Ну все, не говори больше ничего, – попросил он.

Она поняла. И повернулась к нему:

– А ты всегда не особенно разговорчив?

Он дернул плечом и потрепал свои короткие волосы, точно сушил их на ветру:

– По-разному… Смотря о чем речь. Отдохнем?

– Да, – выдохнула Кира с облегчением.

Колено несильно напоминало о себе. Ей вдруг вспомнилась подруга матери, работавшая редактором в детском издательстве. «Головы, глаза, ноги и прочие части тела в текстах часто живут своей жизнью». – Она усмехалась, привычно покусывая кончик шариковой ручки. – Каково, а? «Губы прекратили хаотичное движение…»! Или: «Он стоял на груди со сложенными руками»… Йог, что ли?! И таких перлов – пруд пруди!»

Усевшись на краю поля, Кира наспех пересказала это Илье, ожидая, что он расхохочется вместе с нею, но тот лишь едва заметно приподнял левый уголок рта. Ей стало обидно: «А вот Антон рассмеялся бы! – Она спохватилась: – О чем это я? Антошка же ребенок! Рыжий жеребенок. Как можно их сравнивать?»

– У тебя есть знакомые редакторы. – Илья сделал недоверчивую гримасу. – Ты любишь читать?

– Люблю. Только здесь у меня нет книг… В библиотеку, что ли, записаться?

Она ожидала, что Илья как-то поддержит разговор, но он промолчал. Сидя вполуоборот к ней, он смотрел на светящуюся на солнце лаванду, от запаха которой у Киры мутилось в голове. Его лицо было серьезно и так красиво в этот момент, что она невольно засмотрелась: «Ох, какой…» И опять подумалось о Ларисе: трудно остаться непорочной, если у тебя такой племянник…

– А я не люблю читать.

– Что?!

– Не люблю. Хотя много прочел. Ну, наверное, кто-то и больше… В детстве я запоем читал! А сейчас не тянет. Удивлена? А почему я должен верить тому, что придумал совершенно незнакомый мне человек? Будь тот хоть Лев Толстой! С какой стати мне принимать его мысли как непреложную истину?

Кира растерянно пробормотала:

– Да почему? С автором можно и поспорить.

– Я не люблю спорить.

– Что же ты любишь? – не удержалась она.

– Ты знаешь, – уголок его рта уже знакомо дрогнул.

– Ты о фотографии?

– Снимки не врут. Они всегда правдивы.

– Ну конечно! – с иронией воскликнула Кира. – А фотошоп? Из престарелых актрис мастер делает юных красоток, и все этому верят…

Илья поморщился:

– Это не фотография, а извращение. Ты же не станешь отрицать любовь только потому, что существуют педофилы и прочие?

Отметив, как часто Илья произносит слово «извращение», чем выдает себя, Кира призналась:

– Знаешь, с любовью мне как-то не особенно везло… Не думаю, что могу быть экспертом в этой области.

Его кривая усмешка стала казаться ей милой.

– Экспертом и не надо. Упаси бог!

Потянувшись, он надломил стебель лаванды, помедлил и оторвал ее. Неожиданно шумно втянул запах… И от этого почти звериного порыва Кире стало вдруг страшно.

«Я боюсь его? Глупость какая… – попыталась она урезонить себя. – Наверное, я зря начала критиковать его фотодело, вот он и завелся…»

То, как она старается оправдать Илью, странным Кире не показалось.

* * *

От поблескивающего на солнце плеча исходил жар, ей чудилось – она улавливает его запах. На майке сзади зависла хвоинка, притягивая взгляд. Тянуло снять ее, но Кира не могла решиться.

– Ты здесь родился? – спросила она, чтобы отвлечь себя. – Или…

– Родился. И умру. Я так решил.

– Как можно быть уверенным в том, что произойдет через… полвека? Все может измениться.

– Все уже изменилось. Крым стал российским. Моя бывшая жена с моим сыном и с моими родителями уехала во Львов. А я остался. И они мне даже не звонят.

– Почему?

– Разве не очевидно?

– Нет, – растерянно призналась она.