Кто эта женщина?

Сейчас Илья не мог вспомнить, почему злился на нее весь день. Как можно на нее злиться?! Догадывался: внутреннее спокойствие и гармония, которыми он наслаждался, возникли оттого, что удалось одним махом избавиться от всех терзаний и принять решение. Нет ничего более мучительного, чем сомнения… Но как пришла к нему эта ясность, в чем ее исток, Илья до конца не понимал. Не старая легенда же всему причиной?

Они молчали, но в этой тишине не было ничего неловкого. Цикады с готовностью заполняли ее захлебывающимся стрекотом. Время от времени из соседних дворов доносился истошный кошачий вопль, иногда – призывный женский смех… А за этими звуками вечным фоном слышалось дыхание моря, которому были смешны суетные человеческие страдания.

Между пирамидами кипарисов на них глядела яркая луна, и сегодня на ней были хорошо различимы темные загогулины, точно нарисованные ребенком. Прищурившись, Илья долго разглядывал их, потом негромко произнес то, что за эти минуты созрело и оформилось в его душе:

– Пусть у нас родится ребенок…

Громко всхлипнув, Кира заплакала, отняв у него руку и закрыв лицо. Он испугался, метнулся к ней, присел рядом на корточки, быстрыми движениями поглаживая ее колени:

– Ты что?! Я что-то не то сказал?

– То! – выдавила она. – То!

Он улыбнулся:

– Что ж ты плачешь?

– Не знаю. – Она влажно всхлипнула и отерла щеки ладонями. – Я так мечтала об этом…

– О ребенке?

– О ребенке. О таких словах. О тебе.

– Обо мне? Ты не знала меня.

– Но я знала, что ты… такой, как ты… должен существовать. Иначе что это за мир? Без такого, как ты…

Илья ткнулся лбом в ее колени:

– Утром я вел себя как свинья.

Тонкие пальцы скользнули в его густые волосы, разделили пряди, проделали длинные дорожки. Он замер, вслушиваясь в незнакомые ощущения.

– Я понимаю, – прошептала она убаюкивающим тоном. – Столько всего произошло…

– А сколько еще произойдет!

Сжав его голову, она чуть отклонила ее и посмотрела Илье в глаза:

– Ты уверен?

– Да.

Он решил, что добавлять к этому ничего не стоит. И Кира внутренне согласилась с этим, разжала руки, снова огладила его волосы. Теплые пальцы скользили по его коже, творя некое таинство, которое Илья боялся разрушить даже дыханием. У него возникло ощущение, будто Кира снимает с него прошлое – слой за слоем… И хотя вечер, как обычно, был наполнен глубокой тьмой, мерещилось, будто становится светлее. Или только внутри его?

«Вот какую женщину я искал! – понял вдруг он. – Ту, которая вернет мне меня прежнего… Воскресит мальчишку, которого все называли солнечным. Любили все… Как я позволил себе загубить его? Почти загубить, слава богу, воскрешение еще возможно. Она изгонит из меня все темное, что накопилось за эти годы. Я вырос мизантропом. Может, поэтому я не могу стать большим художником? Я не люблю людей… Только детей немного… Кажется, в каждой мордашке пытаюсь разглядеть себя – того, маленького, улыбчивого. Она видит во мне его?»

Вспомнив, о чем только что попросил Киру, он задумался: желание родить ребенка – разве это не попытка переписать жизнь? Создать свое подобие, но сделать все, чтобы твой сын вырос другим – лучше? А мальчики вырастают и становятся похожими на своих отцов, даже если ненавидели их в детстве. А девочки – на матерей…

Илья прервал себя: «Чушь. Разве я чем-то напоминаю собственного отца? Он… никакой. Я и описать-то его не могу. Замкнутый, унылый, безвольный… Разве я такой? Или как раз такой?»

Металлический лязг вырвал его из оцепенения, в которое погрузили Кирины пальцы. Она отдернула руки:

– Кто-то пришел?

– Антошка, – догадался Илья и встал. – Я же говорил, что уже вечером…

– Может быть, мне лучше…

Он удержал:

– Сиди. Мы же не собираемся вечно таиться от всех.

В эту минуту он и не вспомнил, что сам недавно предлагал это. Перегнувшись через перила балкона, Илья вгляделся в темноту:

– Антон, мы здесь! Поднимайся.

– Вижу, – донеслось снизу. – Ты не один? Может быть, я…

– Поднимайся, я говорю. Все в порядке.

Когда внизу стукнула входная дверь, Илья покаянно пробормотал:

– Черт, все время забываю… Надо было нам самим спуститься.

– Забываешь – о чем?

– О его протезе. Ему ж тяжело ходить по лестницам.

– Протезе?! – опешила Кира.

Он приложил палец к губам:

– Тише. Ты не знала? Только не спрашивай его об этом.

– Само собой…

* * *

Ей стало не по себе, точно вечер вывернули наизнанку. Так вот почему Антон все время прихрамывает… Как же он носил ее на руках? Каких усилий ему это стоило? С ее-то пустяшной травмой…

«Я же не догадывалась, – начала она судорожно оправдываться перед собой. – Как неудобно-то… Почему Лариса не предупредила меня?»

И получила ответ на этот вопрос в ту минуту, когда Антон вышел к ним на балкон: он никому не позволит себя жалеть. И маска Рыжего этому очень помогает… Когда ты постоянно смеешься, редкий человек догадается, что внутри тебя все стонет от боли. Кира оказалась не таким человеком…

Но в первую минуту Антон выронил маску смеха. Он был ошеломлен так, что не смог этого скрыть.

– Ты? Здесь?

Кира только кивнула и попыталась улыбнуться. Вышло не очень…