Кто эта женщина?

Украдкой всмотревшись в лицо Киры, которая увлеченно объясняла Федору Васильевичу отличие маффина от обычного кекса (что его совершенно не интересовало!), Лариса внезапно поняла: глаза. Если верить его старым живописным работам, у Зинаиды Андреевны в молодости были такие же огромные, завораживающие глаза. С годами выцвели и сделались меньше, но художник-то помнил их все такими же, вот как у Киры сейчас, – полными жизни и морского волнения. Стоит заглянуть в них – и уже ясно, какое у этой девушки смятение в душе.

Лариса обвела кончиками пальцев узор на скатерти: «Отчего же? Разве она не счастлива? Хотя что это – счастье? Разве – покой? И может ли воцариться покой в душах людей, живущих у моря – самого смятенного из всего, что есть в мире… Оно влияет на нас. Мы уже рождаемся с тоской о дальних плаваниях, о неведомых берегах и невероятных приключениях. Наверное, в какой-то степени мы всю жизнь остаемся детьми, ведь нас не пришибают унылые будни мегаполиса. Мы не начинаем день, спускаясь под землю в серой, угрюмой толпе… И не выползаем с нею же вечером, когда уже не остается сил на радость. Даже если крымчане и сидят в офисах, за нашими окнами идет жизнь. Да что там идет – кипит! И мы хотя бы зрительно оказываемся втянуты в нее. Каждый из нас хлебнул горя… Я – хлебнула. И все равно остаюсь девчонкой в душе. Не могу поверить, что скоро мне пятьдесят… Это даже звучит чудовищно! Без пяти минут пенсионерка. Но почему же тогда мне все еще весело жить? Болтать с детьми, придумывать новые игры… Может, я просто не очень умна? Инфантилизм и любовь к жизни – синонимы? Взрослый человек не может избежать разочарования?»

Лариса машинально взглянула на сына, вернувшегося в зал в костюме кота, и ощутила укол в сердце: «Бедный ты мой… Изувечил ты свою жизнь…» Ей хотелось думать, что всеми этими кошачьими уловками она вытягивает Антона из мрака, в который он погрузился, сорвавшись с той скалы. Ведь выглядел он вполне жизнерадостно!

Но ни разу Лариса не позволила себе без стука заглянуть в комнату сына, и не только из врожденного такта… Было страшно обнаружить своего мальчика в отчаянии скорчившегося на полу. Тогда вся их жизнь, которую Лариса так тщательно выстраивала, рухнула бы разом, как карточный домик. И она не была уверена, что у нее хватит сил восстановить разрушенное.

* * *

– Ты называешь это борщом?

– Не вкусно?

Кира улыбнулась так виновато, что Илью бросило в жар. Но от стыда не за себя, а за нее. Эти ее ускользающие собачьи взгляды…

«Если она еще хоть раз сделает такие глаза, я ее ударю». – Он подумал об этом спокойно, не ужаснувшись самой этой возможности.

– Тебе еще учиться да учиться. Настоящий украинский борщ готовят со шпиком и чесночком. Толченым.

– У нас нет шпика… Что это? Сало?

– Свиное сало. Неужели ты никогда не пробовала?

– Ты скучаешь по жене?

– Господи, при чем тут моя жена?!

– Ты говорил, она здорово варила борщи…

– Да не в борще дело, что ты к нему прицепилась?! – разозлился Илья.

– Я? Это я прицепилась? По-моему, это ты цепляешься ко всему, что я делаю! Даже в постели.

– Разве?

– Ты сам не замечаешь! Все время твердишь: не так… Давай вот так. Но ты ни разу не спросил, что нравится мне.

– То есть тебе не нравится…

– Этого я не сказала.

– Отлично! Значит, тебе плохо со мной в постели?

– Да не говорила я этого!

– А все началось с плохого борща…

– А, так он все-таки тебе не нравится?

– Теперь я его точно не стану есть.

Специально отодвинув тарелку так резко, чтобы багровая жижа выплеснулась на стол, Илья встал и поднялся на второй этаж. Не спеша, чтобы Кира не подумала, будто он бежит с поля боя…

«Боя? – удивился он. – Я сражаюсь с женщиной?»

Ему захотелось внезапно оглянуться, чтобы застать на лице Киры выражение, какое не предназначалось ему. Интересно, как она смотрела на него в такие моменты? Но Илья удержался. Иногда лучше не знать того, что о тебе думают на самом деле, если не готов перекраивать жизнь. А он пока не чувствовал в себе готовности…

Вторую половину дня предстояло провести с семьей бизнес-леди, которая знала толк в фотографии и понимала, чем профессиональный снимок отличается от селфи. Такое встречалось нечасто, да и торговаться она не стала. Илья должен был сопровождать их на экскурсии в Херсонес, и пора было выезжать, чтобы прибыть на место раньше заказчиков. Им всем это нравилось. Хотя он-то отлично знал, что между пунктуальностью и мастерством нет ничего общего. Лучшим фотографом Илья считал первого пьянчужку их города, который в перерывах между запоями творил настоящие чудеса. С полгода назад его не стало…

Прихватив кофр, Илья вышел через черный ход, но Кира заметила это – он спиной почувствовал ее взгляд из окна. Стоило оглянуться и помахать рукой, и ссора рассеялась бы. У него заломило в затылке, так напряглась шея, но Илья удержался и вышел со двора, не обернувшись.

«Я ухожу, а она остается в моем доме». – Он усмехнулся, подивившись тому, как чудно складывается жизнь. Кира уже предъявляет претензии… Через месяц начнет пилить его, как Муся. Или тихо плакать по углам – еще неизвестно, что хуже.