Кто эта женщина?

В каменную нишу меж двух доползших до воды скал никто не заглядывал, уединение не могло быть нарушено. И от этого Илья испытывал особое умиротворение, точно вернулся в колыбель, из которой, казалось бы, давно вырос, а она всякий раз оказывалась ему впору.

Здесь не было места никому другому, хотя сюда свободно вместилось бы человек десять. Но Илья ни разу никого не приводил сюда и ни с кем не столкнулся тут за всю жизнь, потому и считал себя владельцем этого клочка суши. Его не интересовали учения об энергиях, источники которых адепты готовы были найти где угодно. И все же на этом берегу Илья ощущал особую благодать. Он возвращался в город, чувствуя прилив сил – веселых и немного буйных.

Но сейчас его не тянуло вернуться, и от этого было не по себе, ведь Илья любил и свой дом тоже. Вопрос всегда оборачивался единственным ответом, который был неприятен ему… И все же с каждым днем необходимость признать эту правду становилась все более явственной: «Я поторопился». Схватился за Киру, как за спасательный круг, а теперь начал им тяготиться.

Нужно было пожить одному. Насладиться собственным обществом. Понять – в тягость ему это или в радость. А он поспешил впустить в свою жизнь человека, которого почти не знал. Теперь же, узнавая, все более отдалялся от него и замыкался.

Подняв за шиворот, он погнал себя к дому. Ветер, внезапно проснувшийся с наступлением вечера, попытался его удержать, но Илья корил себя за то, что опять так задержался и не отвечал на Кирины звонки и сообщения. Ей было скучно одной, хотя с его приходом не становилось веселее… Илья подозревал: она и сама уже понимала это.

Та тягостная меланхолия, к которой он всегда был склонен, недавно вернулась и подавила его настолько, что не хотелось просыпаться по утрам. Но Кира приносила в постель чашечку кофе, и приходилось открывать глаза. То лицо, которое Илья видел перед собой, нравилось ему… И Кира по-прежнему вызывала в нем желание. Но он предпочел бы, чтоб она уходила после того, как они предадутся любви, и возвращалась по звонку, а не как к себе домой.

Эти желания казались ему омерзительными, и уж конечно, Илья не высказывал их Кире. Они копились в нем и окаменевали, спрессовываясь. Он таскал эту тяжесть в себе и ощущал, как стремительно он стареет – такова плата за жизнь с нелюбимым человеком.

Остановившись у калитки своего дома, Илья взглянул на окна второго этажа: в спальне горел свет. Кира ждала его. Может быть, приготовила сюрприз, чем-нибудь украсив свое тело… Впрочем, прекраснее всего оно было в естественной наготе.

Внезапно к горлу подкатила тошнота, и он не успел подавить ее. Илью вырвало прямо на газон, как подвыпившего отдыхающего. Он с отвращением сплюнул и вытерся влажной салфеткой. Закинул в рот подушечку жвачки, поморщившись, сглотнул слюну. «Да что со мной происходит?!»

– Перебрал, Илюха?

Не узнав голос, он обернулся. Сосед по улице был его бывшим одноклассником, но Илья не сразу вспомнил его имя. В школе они не общались и вместе домой не ходили. Правда, их матери время от времени останавливались поболтать…

– Есть малость, – холодно отозвался Илья. – Чего ты тут вынюхиваешь?

– Очень мне надо. Я с работы иду, – буркнул сосед и насупился.

«Валерка, – вдруг всплыло в памяти. – Как же его… Тищенко?»

– Долго работаешь, – заметил Илья мягче.

– Так девчонок же кормить надо… Кто, кроме папки, в клювике принесет?

Он хохотнул, довольный своей шуткой.

– И сколько их у тебя? Девчонок…

– Трое. Жена и две дочки. Ты не в курсе, что ли? А твоя, говорят…

– Да.

Бросив взгляд на светящееся окно спальни, Валерка опять ухмыльнулся:

– Свято место пусто не бывает, ага?

– Вроде того…

– Я ее видел, – доверительно сообщил сосед. – Красивая.

– Красивая, – согласился Илья. – Я пойду. Она ждет…

И, конечно же, он не ошибся: Кира ждала. И с ужином, и с ласками.

Потом Илья опять уселся за компьютер – нужно было срочно обработать отснятые фотографии. А Кира устроилась с ним рядом на полу и раскладывала тканевые аппликации для новой ширмы, которую они придумали с Ларисой.

Время от времени Илья поглядывал, как она склоняется то вправо, то влево, точно дерево на ветру, и мысль, что Кира больше относится к миру природы, чем к роду людскому, овладела им. Недаром она любила просто сидеть на траве, обычно прижавшись плечом к стволу персика или инжира, и слушала их голоса. Илья не удивился бы, если б оказалось, что она понимает их.

И в доме Кира все время устраивалась, как домашний питомец: спала, свернувшись клубком, усаживалась обязательно на полу…

– Почему ты все время сидишь у моих ног, как собака? – не выдержал Илья. – И ради бога, не пой ты эту дурацкую песню!

Она вскинула голову:

– Разве я что-то пела? Извини. Это… машинально.

«В этом-то и беда, – подумал он. – Когда она не контролирует себя, из нее так и лезет безвкусица…»