Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Даже для опытной женщины жизнь на окраине империи была нелегка. Одним из тяжелейших испытаний становилась насильственная разлука с детьми – теми самыми детьми, которых она рожала с таким мужеством и решимостью за семью морями, в туземной хижине или на большой дороге. Вся Британская империя затвердила, как священное писание, что детей нельзя, нельзя, НЕЛЬЗЯ растить в жарком климате! А долг жены – всегда оставаться рядом с мужем. В результате, как вспоминала английская писательница Мэри Маргарет Кей, «год за годом рыдающие матери отвозили своих детей в крупные торговые порты… и передавали на попечение нянек или друзей, чтобы те отвезли их «домой», где их будут растить родственники или, во многих случаях – как Редьярда Киплинга и его сестру Трикс – совсем чужие люди». Та же мемсахиб, что бестрепетно сносила укусы паразитов, позволяла себе скорбеть о разлуке с детьми: «Я чувствовала себя, словно Магометов гроб, подвешенный посреди нашей разлученной семьи». Впрочем, замечает Кей, тем, кто не потерял детей таким образом, грозила куда более страшная потеря: «Индия была полна могил мертвых детей; каждая мать знала, что трое из пяти у нее умрут»[318].

С такими физическими и эмоциональными тяготами брака для женщины едва ли стоит удивляться, что те из нашего пола, кому удавалось обратить возможности империи себе на пользу, как правило, были одиноки. А такое бывало: империя действительно открывала пути и возможности, в обычной жизни для женщин почти немыслимые. Фабричная работница Мэри Слессор лет десять или даже больше училась и копила деньги, чтобы исполнить свою мечту – поехать с миссией в Африку. Приехав, она начала бороться с жестокими обычаями местных племен – человеческими жертвоприношениями, убийствами близнецов и тому подобным – с таким рвением и успехом, что правительство назначило ее главой местной администрации. Эта незамужняя женщина стала матерью не менее чем десятку пар близнецов, которых спасла от ритуального убийства. А останься она в Шотландии – по-прежнему стояла бы у станка.

Мэри Слессор была истинной дочерью долгой череды путешественниц и исследовательниц, начиная с феноменальной Джейн Дигби, которая в сорок шесть лет поработила сирийского шейха и стала правительницей его племени, и заканчивая леди Энн Блант, первой женщиной, попавшей на Аравийский полуостров. Почти невозможно преувеличить, до какой степени путешествия спасали некоторых счастливиц от изнурительной скуки домашней жизни: Изабелла Берд была так «хрупка», что «спокойнейшая жизнь в Лондоне» доводила ее до «нервного изнеможения», однако во всех прочих местах она проезжала верхом по тридцать миль в день, спокойно спала в бурю и в метель, укрощала диких гризли и разъяренную толпу китайцев.

Кроме того, эти искательницы приключений могли избежать жестких сексуальных запретов викторианской эпохи. Та же отважная Берд, исследовав население Австралии, Тихоокеанских островов, Китая, Ирака и Тибета, став первой женщиной – членом Британского географического общества, на американском Западе отдала сердце «милому ковбою» по прозвищу «Джим из Скалистых гор». Знаменитая лепидоптеристка Маргарет Фонтейн в своих путешествиях коллекционировала не только бабочек – и, встретив как-то в Сирии юного красавца-драгомана, без колебаний сделала его своим законным мужем. Луиза Джебб, сумевшая проехать верхом, вместе со всего лишь одной спутницей, Турцию и Ирак, и едва избежавшая смерти от рук исламских фанатиков, рассказывала о том, как «оказалась перед хороводом воющих и топочущих мужчин». «А ведь когда-то я вязала крючком у себя в гостиной!» – живо припомнилось ей. Но Луиза не растерялась.

Дикое, мятежное чувство охватило меня; я сама вбежала в их круг. «Сделайте меня безумной! – закричала я. – Я тоже хочу обезуметь!»

Один мужчина схватил меня, и мы начали прыгать, топать и вертеться вместе. Скоро и я превратилась в такую же дикарку – царственную и свободную дикарку под полной луной[319].

Вист в Винчестере, шашки в Челтнеме, маджонг в Мальборо – все цивилизованные развлечения должны были побледнеть перед этим! Подозреваю, что и старый добрый вальс для Луизы уже никогда не был прежним.