Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Мужчина активен, полон движения, проявляет творческое начало в политике, торговле и культуре. Мужчина выковывает общество и мир, определяет его форму. Женщина, напротив, пассивна. Она остается дома – такова ее природа. Она – материя, от активного мужского принципа ждущая своего оформления. Разумеется, активные элементы на любой шкале измерения стоят выше, и в них больше божественного. Следовательно, мужчина играет в воспроизведении основную роль; женщина лишь пассивно вынашивает его семя… мужская сперма запекает менструальную кровь и творит из нее новое человеческое существо[105].

Однажды начатое, дальше очернение женщин начинает литься потоком, когда военные вожди, политики и историки, такие как Ксенофонт, Катон и Плутарх, рассуждают о «женском вопросе»:

Боги создали женщину для выполнения домашних дел, мужчину – для всех остальных. Боги поместили женщину в дом, поскольку она менее способна терпеть холод, жару и войну. Честно для женщины оставаться в стенах дома, бесчестно бродить где попало – для мужчины же позор запираться в доме и не заниматься внешними делами[106].

Ее нужно держать на коротком поводке… Женщины жаждут абсолютной свободы или, вернее сказать, вседозволенности. Если позволить им достичь полного равенства с мужчинами, думаешь ли ты, что с ними станет легче жить? Вовсе нет. Едва достигнув равенства, они обратят тебя в раба[107].

Разумеется, я не назову то чувство, что питаем мы к женщинам и девушкам, «любовью» – разве лишь в том смысле, в каком мухи любят молоко, пчелы мед, или скотоводы своих коров и гусей, которых откармливают на убой[108].

Как напоминает нам здесь Плутарх, для греков существовала «лишь одна подлинная любовь, та, которую внушают мальчики». Гомосексуальность в Древней Греции, по сути, представляла собой институционализованную фаллократию: за женщинами здесь отрицались любые социальные или эмоциональные роли, кроме вынашивания детей. Но для мужчины, едва открывшего в себе сознание и думающего фаллосом, казалось очевидным, что и к детям подобное существо должно иметь как можно меньше отношения: отсюда знаменитый «Суд Аполлона» в кульминации Эсхиловых «Эвменид», где солнечный бог объявляет свое решение:

Мать – не родительница того, кого называет своим ребенком; она лишь взращивает брошенное в нее семя. Родитель – тот, кто его посадил.

В этом простом и безжалостном речении фаллическая мысль переворачивает с ног на голову изначальный взгляд на творение, державшийся тысячи лет. Женщина – больше не орудие природы, творящей нового человека. Теперь мужчина творит женщину как орудие для себя. Как солнце победило луну, царь поборол царицу, так и фаллос узурпировал матку как источник и символ жизни и власти.

В этой новой атмосфере права женщин уступили место женским обязанностям, и в городах и государствах от Пекина до Перу женщины оказались в положении, немногим отличающемся от рабства. Они сделались собственностью – и обнаружили, что их достояние попросту украли. Новые социальные и психологические системы лишили их свободы, независимости, власти – даже самых базовых прав контроля над собственным телом. Теперь они принадлежали мужчинам – точнее, каждая своему мужчине. В какой-то неизвестный нам, но поворотный момент истории женщины подпали под тиранию сексуальной монополии: едва стало понятно, что для зачатия требуется всего один мужчина, от этой мысли остался всего один шаг до той, что прочие мужчины не нужны.