Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Пожалуй, эти общины былых времен могли бы рассказать XX веку кое-что важное о подлинно равном труде. Однако для собирательниц водорослей равенство ограничивалось тем, что они могли, как и мужчины, скакать голышом темной ночью по опасным камням; занятие увлекательное, но какого-то более существенного вознаграждения – например, денежного – они не получали. Повсюду, откуда до нас дошли сведения о жалованье рабочим, мы видим одну и ту же картину: женщины получали меньше мужчин или ничего не получали вовсе – так укрепилось в умах представление о pater familias как единственном кормильце семьи! Так, в Англии XVII века мужчины-батраки получали восемь пенсов «без еды и питья», а женщины – лишь три четверти от этого, шесть пенсов; жнецы-мужчины «с едой и питьем» получали пять пенсов, а женщины всего три. Примерно такое же соотношение мужских и женских зарплат наблюдается по всему миру и в наши дни[236].

Это фундаментальное неравенство осложнялось тем, что, если семья проигрывала битву за выживание на этих нищенских суммах, почти всегда именно женщины оставались с детьми и продолжали безнадежную борьбу за существование в отсутствие основного «кормильца». Приходские документы по всей Европе, начиная со средних веков и далее, полны горьких жалоб и молений от «бедных безутешных женщин», «бесприютных с прошлого Рождества», обремененных детьми, «по малолетству ни к какой работе не способными». Почему бесприютных? Да потому что наличие крыши над головой тоже зачастую было привязано к мужскому труду: мужчина исчезал – и жене и детям оставалось лишь бродить по большим дорогам. Бездомной Элинор Уильямс из Уорчестера, Англия, повезло – когда «муж ее бросил землю, где обитали они в последнее время, и ушел неведомо куда», у нее был только один ребенок. Элинор, по ее собственному заявлению, хотела и могла «тяжелой работой обеспечить свое дитя», если бы только ей дали «комнату или угол»[237]. Эта Элинор – прототип современной матери-одиночки: как видим, она столкнулась с борьбой за жилье, с бременем единоличной ответственности за ребенка, и прежде всего – с перспективой бесконечной, изнурительной, малооплачиваемой работы, которая остается жребием средней брошенной женщины вплоть до наших дней.

Не стоит удивляться, что в тех странах, где незамужним девушкам разрешалось работать вне дома, женщины использовали эту возможность, чтобы обеспечить себе безопасность в браке и не разделить судьбу Элинор. Так, в нотариальном брачном контракте из французской провинции, современном Элинор и ее злоключениям, отразилась гордость невесты плодами ее трудовой жизни – весьма значительными, учитывая скудное жалованье служанки: «Жанна Валанс, дочь сельского батрака, вносит в качестве своего приданого сумму в тридцать фунтов, заработанную за годы, проведенные в услужении в городе Бриуде, а также новое шерстяное платье и шерстяную рубаху в крестьянском стиле, соломенный матрас, белое шерстяное одеяло и сосновый сундук с замком и ключом»[238]. А ведь жизнь в услужении была для девушки вовсе не пуховой постелью – и даже не соломенным матрасом! Это охотно подтвердили бы служанки Сэмюэля Пипса. Помимо грязного языка и шаловливых ручонок – свойств, им самим любовно зафиксированных в знаменитом «Дневнике» – этот хозяин обладал крутым нравом и без стеснения его проявлял. Например, заметив, что служанка Джейн «положила некоторые вещи не туда, где им следует быть», наш «спаситель флота» «схватил метлу и колотил ее, пока она не принялась орать во все горло, чем заставила меня остановиться». В другом случае, когда брат Пипса не пришел вовремя мыться из-за горничной, которая его отвлекла, Пипс заставил свою жену бить ее, пока на крики не сбежались соседи – «а затем запер в ее каморке, где она и пролежала всю ночь»[239].