Кто я?

Предпринимательство состояло в следующем. После работы, следовательно ночью, выделывала она овчины для знакомых. Расчитывались за работу с ней продуктами, в основном картошкой. Хлесталась она так, что бы подкормить маленько девчонок. Мама умела делать все, любую крестьянскую работу: катала пимы, выделывала шкуры, могла сложить и поштукатурить печь, косила сено и правила стога. Донесла на нее соседка. Пришли с обыском. Милиционеры зашли в дом, и сразу поняли к какому предпринимателю попали: голые стены, самая простая мебель и две полуголодные девчонки. Мужа нет. Да верно и без того знали к кому идут. Потому обыск делали неохотно, формально; ни чего не нашли, и собирались уже уходить. Как представлю, что пережила моя законопослушная, стеснительная, боязливая мама когда в дом явились милиционеры, да еще с обыском – сердце обливается кровью! Но та же соседка была в понятых, и направила милицию на подызбицу ( чердак ), где и обнаружили они две выделанные овчины. Делать нечего, стали составлять протокол. Можно было заявить, что овчинки эти ее личная собственность; но мама отличалась ко всему еще и правдивостью: за всю жизнь так и не научилась врать. И тут душой не покривила, а «пояснила» чьи овчины и для чего у нее находятся.

«В лагере я все два года проплакала – это Господь наказал меня за грехи. Да мине то что? Работала швеей, пайку свою получала. А девчонки – то как там одне, вот ведь горе!

Бабы в лагере болели водянкой, – рассказывала она позднее, – раздуется вся, ни че не ест; а только пить, и пить, и пить. А пить нельзя. Вот я согрешила! Иду это мимо лазарета, гляжу женщина стучит в окошко, подзывает; ну я подошла. А она сует мине в форточку хлеб. « Возьми пайку, только воды принеси напиться.» – Я позарилась на хлеб – то, принесла ей воды. А она тот же день умерла. Вот грех – то! Из-за меня!» – Слушавший её отец, возразил: «Ну и что? Все равно умерла бы. Как там лечили? У меня язва была; захожу к врачу: врач там такой же заключенный. На столе стоит бутыль с хвойным отваром. – «Выпей – говорит – стакан и посиди».– Выпил, сажусь. Рядом с уркой , из таких что погладиться не даются. Он и ему хвойный отвар прописал . Уркаган в дыбки: Ты что, сука, у него желудок болит, а у меня нога. А ты одно лекарство даешь?!» – «Это ото всех болезней – кричит – ото всех болезней! Успокойся!» – А что ты будешь делать если лекарства ни какого нету?»

Когда маму посадили, отец приезжал в кратковременный отпуск, видимо после госпиталя, потому что из труд.армии, а тем более из лагеря на побывку не ездили. Попытался как то устроить девчонок: Нину оставил в Баево бабушке Александре, а Зину отправил в горный Алтай, в Онгудай, к тете Поле. Работала она директором столовой, а потому, посчитал отец, Зина ей в тягость не будет. Однако старшая моя сестра пожила в нахлебниках не долго, погостила и вернулась домой. Увидела, что ни кто ей не обрадовался и смоталась в Баево. Да плевала она на сытую жизнь, если ей тут не рады.

Дорога в Онгудай лежала через город Камень, а в городе этом сидела свой срок предпринимательница – наша мама. Зина решила попроведать ее; как можно находиться так близко от мамы и не повидаться. До отхода парохода оставалось час или два, а точно ни кто и не знал, когда он отвалит. Где находится вторая исправительно – трудовая колония она не имела понятия, в городе была впервые; но разве могли остановить ее такие мелочи. Бежала по городу и спрашивала прохожих: «Где вторая ИТК ?, Где вторая ИТК?» – Кто – то не знал, кто то показывал дорогу; и она бежала дальше бегом, потому что боялась опоздать на пароход и остаться одной в чужом городе без денег. Бежала и спрашивала, бежала и спрашивала, наконец добежала, нашла. « Объясняю, что здесь моя мама отбывает срок. Мне бы с ней скорее повидаться, потому что пароход скоро отходит! А там сидит баба вот с такой рожей, и заявляет мне: «Сегодня свиданий нет!» – Я ей опять объясняю, что пароход сейчас же уплывет! Мне только на минутку маму увидеть. А она рявкнула: «Я тебе сказала, сегодня свиданий нет! Уходи!» – И побежала я обратно. Только забежала на пароход, и он отчалил – еле успела.

А маме кто то передал, что дочка прибегала. «Как Зинка была? Что она тут делает? Как сюда попала?» – Да с того заболела, от переживаний; ни чего ведь не знала». -

И девчонки стали жить в своей избе, одни. И коровку продержали; сено для той коровки Зина не выпросила даже, а вытребовала у председателя колхоза. «В конторе все смеялись: Кто это такая боевая, с чего ей сено везти?» – Председатель спрашивает:

– Отец у тебя где?

– Папка на войне. – отвечаю.

– А мамка?

– А мамку посадили.

–А с кем же ты живешь?

– С сестрой, с младшей.

И приказал председатель привезти нам сено. А без коровки было бы совсем плохо. Картошки до весны не хватало. Садили глазками а какая крупная вырастала. Хлеба совсем не было».

Замечу, им ещё помогал дядя Петя Сахов.

«Я пришла из лагеря – рассказывала мама – думаю, как тут у меня девки, как живут ? А они дома, все у их в порядке».

ВОЛКИ