- Могу? – и нахально влазит, как будто не видит, что хозяин почивает на лапнике. Кряхтя, складываюсь в сидячий зигзаг. – Вы, - спрашивает, зная, - завтра уходите на базу? – Молчу, злясь и экономя остатки внутренней энергии. – Возьмите и мою заявку, - подаёт куцую бумаженцию. Ну и выметалась бы теперь! Так нет: - Хотите посмотреть, что у меня получается? – выдаёт, наконец, главную причину тёмного визита. Конечно, не хочу, мне до лампочки местные новости. А она, ничуть не сомневаясь, что хочу, зажигает мою свечу и раскладывает на столе синюшную портянку, грубо раскрашенную цветными карандашами и продырявленную на сгибах от частого разворачивания-сворачивания. – Вот! – Смотрю нехотя, сдерживая скрытую заинтересованность. Старушенция явно перестаралась и выделила два сближенных жерловых аппарата сложной формы с осьминожьими трещинами-щупальцами и совсем некстати – третий, небольшой, на краю площади, где никаких аномалий ЕП нет и, следовательно, нет месторождений. Только мозги затуманивает и ясную картину портит. Все три жерла раздухарившаяся съёмщица разместила в крупной кальдере сложной конфигурации, кое-где вылезшей за пределы участка - Алевтина и туда сходила, не поленилась! – и щедро засыпала мешаниной из туфов, туфобрекчий и игнимбритов самого разнообразного состава, но преимущественно кварцевых порфиров, прорванных и там, и сям, где придётся, трещинными лавами. Страсть да и только! Не хотел бы я оказаться рядом с огнедышащим трёхглавым земным змеем. А за кальдерой она сплошь размазала широкие лавовые потоки андезитов и базальтов. Красиво и впечатляюще! Даже завидно. Мне б такую схематулечку состряпать. Отодвигаю от себя и недовольно морщусь.
- С прискорбием должен вам сообщить, что в этом проекте я – рядовой исполнитель, а всю творческую часть возложил на себя мыслитель.
- Кто? – не поняла Алевтина. Пришлось объяснять, что мыслитель у нас один, а все остальные – статисты-поддакиватели.
- Боюсь, - стараюсь выразиться помягче, - ему ваша сногсшибательная схема не придётся по тонкому нутру.
- Это ещё почему? – обиделась съёмщица, не дождавшаяся заслуженных дифирамбов.
- А потому, - объясняю аккуратно, - что Леонид Захарьевич мыслит здесь крупное промышленное месторождение, а вы для такого не создали, - я ткнул пальцем в схему, - благоприятных геологических условий, - и добавляю, чтобы сгладить причинённую обиду: - Лично мне кажется, что он крупно ошибается. – Она смотрит на меня пустым разочарованным взглядом, не желая соглашаться, что её самозабвенный труд, творческий и потому тяжкий, не востребован.
- По геохимическим коэффициентам, - тянет раздумчиво, - здесь и впрямь трудно ожидать чего-либо, кроме мелкого непромышленного сульфидного месторождения. Тем более при такой геологии.
- Я знаю, - сознаюсь, - мне Рябовский говорил. Вы с ним не обсуждали эту тему?
- Да нет. – Очевидно, Рябушинскому её мнение не было нужным.
- И что, - интересуюсь, - вы будете отстаивать свою точку зрения? Имея эту геологическую схему?
- А вы? – по-женски отвечает вопросом на вопрос.
- Я свою точку зрения по таким месторождениям достаточно отчётливо и публично высказал на конференции, помните? Мою позицию Коган знает и спрашивать по данному месторождению, естественно, не станет.
Она медленно свернула злосчастную схему, на лбу её выступили мелкие бисеринки пота, а по впалым щекам побежали бледно-розовые сполохи внутренней жаркой схватки души с разумом.
- Меня, - отвечает неохотно, - тоже. – Я её понял и простил, не имея как мужчина другого морального права, но зная, что творческой дружбе нашей пришёл конец, возможно, как и обычной человеческой приязни. – Спокойной ночи, - прощается, не глядя в глаза, и уходит, затаив вечную обиду за то, что пытался заставить занять неудобную активную позицию в отстаивании правды. Не каждому это под силу, не каждому и нужно.
Только она ушла, вваливается Кравчук, как будто поджидал за пологом, подслушивал.
- Идёшь? – спрашивает, усаживаясь на согретое Алевтиной место, и плюхает на стол увесистый пакет. – Отдашь. – Я молчу и не встаю, мне с ним лясы точить не хочется. – Скоро кончишь? – Безразлично закидываю руки за голову, кладу ногу на ногу.
- А нам не к спеху. Участочек – ништяк, прокантуемся пару календарных и порядок.
Дима регочет, услышав недавние свои слова.
- Давай, кантуйся, - разрешает, с удовольствием смакуя про себя, как это у меня получится. – Мы через неделю кончаем, - как обливает желчью, да ещё на ночь, и уходит, а я, не дождавшись Сашки, застрявшего у картёжников, мгновенно вырубаюсь.