Мы заходим в угловой магаз, где висят постеры с убийствами, и Готти покупает коньяк «Реми-Мартин», свое любимое бухло. Мы заскакиваем в метро на Куинс-парк и едем до Харлсдена. Вообще Тайна живет прямо напротив Шалых Игл, где нам с Готти сделали наколки «СЭР ВОР». Тайна открывает дверь и обнимает меня – она встает на цыпочки, а я наклоняюсь, до того она мелкая, – и говорит Готти, здорово, а тот ей, все путем, а? Я говорю, это Готти, и мы заходим в гостиную. На диване сидит подруженция Тайны и курит косяк. Темнокожая, фигуристая, волосы распущены, одета прилично, но без особых ухищрений. Тайна в мешковатых трениках и жилетке, но ей для меня не нужно прихорашиваться. Готти знакомится с подружкой Тайны, и мы устраиваемся на двух диванах и болтаем. Тайна льнет ко мне. Готти открывает бутылку «Реми-Мартина», потом раз, и мы уже бухаем и шмалим, несем пургу, слушаем музон и ловим кайф.
За окнами темно. Мы кайфуем вместе пару часов, потом Тайна идет на кухню, типа, что-то принести, и я иду за ней. Она не включает свет, и только синий отсвет улицы лежит пятнами на полу, стене, холодильнике, ее лице, с глазами нежными и блестящими, как конопляное масло. Я ее целую, чуя траву и коньяк, и еще что-то, чему нет названия, в чем самый вкус поцелуя. Она постанывает и тяжело дышит, а мои руки у нее под трениками, тискают ей попку, а она запускает руку мне в штаны и хватает за член и, богом клянусь, чует рукой пульс, и тогда я ее разворачиваю, нагибаю над столом, стаскиваю треники и вставляю ей, протискиваясь в ее теплую тугую влагу, и она говорит, бляааа, такой большой. Ты всаживаешь слишком глубоко, и я такой, слишком глубоко? Она говорит, ну да, даже страшно, я его чую в животе, и смеется, а я вынимаю его, и она поворачивается ко мне, улыбаясь в темноте. Нежно целует меня, мы лижемся, и она сажает меня на стул. Стаскивает с меня штаны с трусами, поворачивается задом и опускается мне на колени, а щелка у нее сочится влагой, и я думаю, что вода – это богиня, а железо (а еще пушки, ножи и стоячие члены) – это бог. И она раскачивается спиной ко мне, а я, как всегда, заворожен красотой ее попки, двумя идеальными полукружьями, созданными вселенной, и говорю, хочу кусать тебя. И она разрешает. Потом мы выползаем в прихожую, стараясь не помешать Готти с ее подругой, заходим в спальню Тайны и продолжаем начатое, и я в итоге заливаю фонтаном ей спину и засыпаю.
Просыпаюсь я дико рано. Нет еще и восьми. Тишина. Тайна спит. Я встаю с постели. Оглядываю комнату и вижу куски моей жизни, раскиданные повсюду в беспорядке. На полу моя черная толстовка «Найк». Пустой пакетик от травы с зеленой пылью. Черные с белым кроссовки «Найк эйр-макс 90». На прикроватной тумбочке перо со сломанной зеленой рукояткой. Пустая банка от «Черного винограда». Мои зубы с брюликами. Выбритая щелка Тайны словно морская галька.
Я одеваюсь и заглядываю в гостиную, медленно открыв дверь, чтобы не помешать Готти с его цыпой. Готти лежит на одном диване, а она – на другом. Оба они выглядят почти так же, как и прошлым вечером, не считая помятого вида. Готти открывает глаза и говорит, здоров, брат. Здоров, братан, все путем? Он садится и говорит, который час? У меня села батарея. Я говорю, спрошу, может, у Тайны есть зарядка, потом смотрю на спящую деваху и говорю, вставил ей? Не, какое там, говорит Готти, а потом, дури не осталось? Неа, все вчера скурили. Готти тянется к сумке девахи на полу, роется в ней, достает пакетик травы – там еще нормально так – и берет шишку. Я говорю, братан. Он говорит, она и не заметит, и смеется. Я тоже смеюсь и говорю, ну, ты негодяй, братан. Он садится на диван и забивает косяк. Мы молча курим, пока по небу разливается утро. Потом Готти говорит, ебать, подходит к ее сумке и берет еще шишку, так что там теперь только пыльные листики и несколько крошек – даже на косяк не хватит. Он бросает пакет на пол, рядом с ее сумкой, и садится на диван, а я говорю, ты беспредельщик, брат.