Кто они такие

Потом раз, просыпается эта деваха и говорит, привет. Готти сидит и курит здоровый косяк, глядя в потолок. Цыпа опускает глаза на свою сумку, видит рядом пакетик, берет двумя пальцами, заглядывает и говорит, ты чо, блядь, прикалываешься? Ты скурил мой запас, говорит она Готти, повышая голос. Готти всасывает воздух и говорит, взял одну шишечку. Одну шишечку? Ошалел, что ли? У меня еще нормально дури оставалось, не надо из меня дуру делать, а Готти ей, уймись и не ори, чувак. Она говорит, поверить не могу, и очень шумно всасывает воздух. Потом встает и выходит из комнаты, и я слышу, что она идет в спальню Тайны и там выпускает пар. Готти знай себе курит, и нам слышно, как цыпа говорит, что за уебок этот брателла, всю мою дурь скурил, пока я спала. Готти докуривает косяк, сует пяточку в пустую бутылку от «Реми-Мартина» – шипит пепел, падая в остатки коньяка, – говорит, ебать, и лезет в сумку девахи. Достает ее бумажник, вынимает все бумажки – две десятки и двадцатку – и сует себе в карман. Ноги в руки, говорит он, а я задыхаюсь от смеха, не, ты ебанат, братан, и его тоже на смех пробивает. В комнату входят Тайна с подругой. Тайна говорит, извини, Снупз, но… А Готти говорит, спокуха, мы уходим. Я говорю Тайне, типа, наберу тебе потом, а ее подруга говорит, ты, блядь, прикалываешься. Мы выходим на улицу, нас заливает солнце, и мы ржем, как кони. Но все же некрасиво вышло, эта цыпа была хоть куда. Я бы ей точно вставил.

Государь

Ничто так не возвышает государя, как великие подвиги и поразительные проявления личных качеств.

Никколо Макиавелли, «Государь»

Сейчас расскажу о моем брате, Рексе. Рекс был в будке Уильям-Хилла, на Уиллесденском большаке. За час до закрытия бритоголовые пытались сорвать в рулетке последний куш этого вечера, теряли деньги и пинали автоматы. Два кассира за стойкой занимались выплатами, проверкой билетов, чем-то еще. Рекс зашел в туалет, там под раковиной был шкафчик, он туда втиснулся и закрыл дверцу. Через час он услышал, как кассиры говорят всем, что они закрываются, и игроки зашаркали на выход, кто-то открыл дверь в туалет, выключил свет, а затем закрыли изнутри дверь будки, и кассиры собрались идти по домам. Рекс вылез из шкафчика под раковиной с пушкой 9 мм, в перчатках и клаве, и выскочил из туалета. Два кассира даже не поняли, что случилось. Они были за стойкой, надевали пиджаки поверх рубашек с логотипом Уильям-Хилла, когда ворвался Рекс, схватил одного из них и огрел пушкой по башке. Другому он сказал открывать сейф, а брателла говорит, они не знают код. Рекс еще раз врезал пушкой по башке первому кассиру, и тот рухнул на пол, еле ворочаясь. Тогда Рекс взвел ствол, схватил второго, который сказал, что не знает кода, приставил ствол ему к подбородку и сказал открыть сейф. Там было восемь штук. Восемь тысяч фунтов. Ключ от входной двери оставался в замке. Прежде чем уйти, Рекс огрел пушкой того брателлу, который все же вспомнил код – я ему рожу расквасил, братан, сказал он мне, – и вышел за дверь, сунул ствол за пояс, накинул на плечо рюкзак с деньгами и вышел в ночь. Водила резвого коня успел сдрейфить и слиться, так что Рексу пришлось бежать по Уиллесденскому большаку в клаве, с холодным стволом, трущимся о член, а на плече болталась сумка, полная лавэшек. Позже, когда он услышал о моем движе на тридцать косых, он сказал мне, это должны были быть мы с тобой, братан, а я сказал, в Уильям-Хилле должны были быть мы, и он сказал, само собой.

Он настолько мне брат, как никто. Это не как с Готти, где все завязано на скоках и диких движах, чтобы все время шарашил адреналин. Мы с Рексом знакомы гораздо дольше. Он всегда тащился с моей лирики, когда я участвовал в рэп-дуэлях, а когда мы познакомились, я сразу признал в нем реального чувака. Он тот, кто покажет тебе реальную силу моральных принципов, глядящую из ствола волыны. Я как-то наткнулся на него на Килбернском большаке, и у него тогда были реально трудные времена; его выпихнула на улицу мать, когда ему было шестнадцать, он жил в каком-то занюханном приюте, полном торчков, а его вещи остались у матери, вместе с лавэ, и он не мог купить ни жратвы, ни травы, ни ночлега. Мне тогда было восемнадцать, я еще не делал больших движей, да и лавэ нормальных не было. Но у меня была дурь, и я только что поел курицы с картошкой. Я отдал ему последнюю двадцатку, и он всегда об этом помнил.