В общем, сейчас пятница, и у меня остается ровно неделя до того, как я должен сдать диссертацию, финальную большую работу перед получением диплома. Я еще даже не садился писать, но решаю отправиться за город на выходные, толкануть труда и баджа. Чуваки валом валят за город толкать хавку, птушта там полно торчков, феды бдят не так, как в Лондоне, и меньше конкуренции. Найди уютное местечко на природе, прошарь тему и в итоге сможешь пинать балду в Лондоне, пока сбытом будут заниматься твои кореша. Или можешь направлять трудяг, которые будут у тебя на зарплате. Так что сбычу хавки во всех этих приморских английских городках, вроде Борнмута, Гастингса и прочих, обычно контролирует братва из больших городов. Южное побережье Англии все под лондонскими чуваками, а чем дальше забираешься на север, тем чаще встречаешь братву из Брама, Мэнни и Ливерпуля и т. д. Когда в одном из этих мест, с галечными пляжами и пирсом с аттракционами, аркадами и прочей хренью, случается перестрелка, это почти наверняка разные группы из Лондона решают, кто тут рулит. Птушта, если слишком много групп мутят в одном месте, каждой достается меньше торчков, меньше гешефта и медленней оборот. Так что иногда вспыхивают войнушки, чтобы решить, кто тут на самом деле главный, и все местные шарахаются в ужасе – у нас такого сроду не бывало, говорят они в один голос.
Я решил, что моя диссертация будет называться «О морали убийства в “Гамлете”», птушта Гамлет – это сплошь честь и верность, и мука, вызванная долгом мести. Я еще не начинал писать, но успел сделать хренову тучу заметок и цитат из Ницше. Мне осталось всего семь дней, чтобы написать десять тысяч слов, но я всегда так делаю, всегда жду до последней минуты, когда давление заставит меня действовать. Это самая важная часть моего диплома, и я, надо думать, не хочу облажаться. Но затем мне звонит Чужак и говорит, что его кореша в Хакни ищут кого-нибудь, предпочтительно белого брателлу (если ты белый, ты меньше выделяешься в таких местах, где предел экзотики – это китайские забегаловки), чтобы смотаться за город с двумя пачками баджа и труда по косарю и сбыть за выходные. Вернемся в воскресенье, говорит Чужак, птушта место проверенное, и вся хавка должна разойтись к утру воскресенья. Они предлагают приличные лавэ, и Чужак говорит, мне бы чисто на бухло, то есть он будет доволен малой частью того, что заплатят мне. Для нас уже оплачен номер в отеле, так что почему бы нет? Мне не помешает отдохнуть от Лондона, подышать морским воздухом и все такое, и по-любому этот год у меня не было особой движухи, так что я в деле, брат, и он говорит, клево, я захвачу тебя, и мы поедем за хавкой к чуваку в Хакни.
Мы встречаем людей Чужака в прихожей одного обветшалого дома в Хакни. Тусклый желтый свет выхватывает из полумрака кореша Чужого и еще пару гопников в пуховиках с поднятыми капюшонами, все напряженно смотрят на меня. Брателла, который тут за главного, дает мне кнопочную Nokia и говорит, я буду набирать тебе, когда клиенты подтянутся. Все, что тебе нужно, это толкнуть им, что я скажу, и я говорю, порядок. Тебя туда подкинет Скитзо, говорит он и кивает на своего кореша. Затем дает Чужаку две пачки дури, каждая по косарю – там героин и крэк, расфасованный по галькам в десять и двадцать фунтов. Скитзо дает Чужаку двести пятьдесят фунтов и говорит, это на отель твоему чуваку, и мы идем за Скитзо к коню.
Мы приезжаем в Фолкстон почти вечером, чайки пищат, скользя в воздухе, напоминая ораву детей, кричащих «мне-мне-мне». Мы заказываем номер в отеле, Скитзо уезжает, и мобила начинает звонить.
Мы с Чужаком в доме клиентки в Фолкстоне, сидим в гостиной. Пол завален поломанными игрушками. Буквально некуда ступить. Как будто Санта-Клаус рухнул тут в прошлом году и смылся, говорю я Чужаку, и он ржет. Клиентка – женщина по имени Дэбби. Она заходит в гостиную, держа лавэ, и говорит, дайте-ка мне три светлого, два темного. Зависимость еще не выжала все соки из нее. У нее все еще большой дом приличного вида, не в гетто, и она, очевидно, покупает ребенку кучи игрушек. Но она уже начинает сдавать. Блондинка, в черном платьице, с морщинистой грудью, стиснутой лифчиком, и тоннами золотых побрякушек между сиськами. На ней черные чулки до бедер, и, пока она отсчитывает лавэ, один чулок сползает к щиколотке, и я вижу синие вены на бледной коже. Она говорит что-то насчет того, что собирается устроить в саду джакузи. Перед тем как мы уходим, в гостиную заглядывает маленькая девочка, пробирается между игрушками к комоду, выдвигает ящик, в котором лежит подушка и покрывала, словно на кроватке. Девочка берет одну из сломанных кукол, Базза Лайтера, без крыльев, и улыбается нам, а потом залазит в ящик и задвигает его изнутри.