Кто они такие

Я иду к нему, в Финсбери-парк, поскольку он на УДО, и тюремная служба поместила его в общагу для бывших зэков, набитую братвой только что из тюрячки. Я вижу, как он идет по дороге мне навстречу, и что-то во мне взлетает до небес, и я начинаю лыбиться. Я подхожу и стучу ему в кулак, и он говорит, давай, братан, обнимемся, как сам? Мы обнимаемся на улице, пока солнце полирует небо, и я смотрю наверх, и мир на секунду кажется новым. Я чувствую бугры мышц у него под толстовкой и говорю, вах, братан, ты окреп, а он такой, поверь, Снупз, чувак теперь мощен, я могу качать тебя, как штангу. Я смеюсь и говорю, как знаешь, чувак, и он меня подхватывает, как нефиг делать, прямо среди улицы, пока мимо едут тачки, берет все мои шесть футов поперек и давай качать, как угорелый. Я начинаю хохотать, а он говорит, я же говорил, братан, они не готовы для Рекса, я вернулся. И тогда я жалею, что сделал столько движей с Готти, а не с Рексом, и накатывает печаль, так что я говорю, идем, выкурим косяк, братан.

Тюремная общага – это полный срач. Полно торчков. Мы спускаемся в его комнату, и я чую запах труда и баджа, и пота. Рекс говорит, богом клянусь, Снупз, не могу дождаться, как свалю отсюда, чтобы не отмечаться при входе, а просто открывать свою дверь ключом, когда захочу. Мы закуриваем косяки, но он отрубается и засыпает после, типа, пяти затяжек, птушта привык к тощим тюремным косячкам, не то что эти жирные сардельки с отборной дурью, какие я всегда забиваю. Я накрываю его покрывалом и ухожу из общаги.

Первое, что он делает, выйдя на волю, это идет на движ с одним чумовым типом из Тоттенема по имени Демон, с которым мотал срок в Рочестере. Они берут и грабят один притон у станции «Мэнор-хаус», и Рекс потом приходит и дает мне наручные часы с пауком из белого золота в черных брюликах на циферблате, а по краю крохотные белые брюлики, и я такой, братан, ты не можешь дарить мне такое, ты же только вышел, оставь себе, или толкани, или я не знаю. Рекс говорит, не, Снупз, это тебе, ты никогда не забывал чувака, пока я сидел, ты мой братан до гроба. Он рассказывает мне, как в притоне было три чувака. Как они с Демоном высадили дверь и вбежали туда в клавах и при стволах. Как один хрен сразу утек через окошко ванной, пока они не схватили его. Как они уложили двух оставшихся лицом вниз и забрали их мобилы и часы, и хавку, и все лавэ, какие нашли. А перед тем, как уйти, Демон повернулся, взвел ствол и медленно приставил к голове одного типа на полу, и Рекс схватил его за руку и сказал, да что с тобой, брат, не терпится грохнуть кого-то, мы ж только отсидели. Я говорю, братан, ты бы мне набрал, я бы пошел с тобой, а Рекс говорит, я набрал, но ты сказал, что работаешь над диссертацией, и я подумал, не стоит тебе говорить, раз ты занят.

А затем я защищаю диплом. После всей этой жести. Бакалавр английской литературы. Прикинь? Чуть не добрал до «отлично» за диссертацию. На церемонию вручения дипломов приходит Рекс. На шее у него свежая наколка, ВОРОН: Вор, Он Рожден Одной Ненавистью. Он стоит рядом с моими родителями и болтает с ними и Дэнни, а потом мы все фотографируемся – я в мантии и академической шапочке. Все улыбаются, скалят зубы.

После рождества

Через год после получения диплома я начинаю толкать дурь. Как и Капо. Как еще я заплачу за лицензию пилота? – говорит он.

На другой день после Рождества мама с Дэнни играют в шахматы в гостиной, греясь у камина, который отец вырубил из стены. Он сообразил, где проходит дымоход – идея была не его, это мама всегда хотела камин, – и за неделю разломал стену кувалдой и открыл старый камин. Мама часто приносит со свалки деревяшки, старые стулья и доски для топки.

Капо подключил меня к наркобизнесу, и я наладил сбыт шмали крупными объемами. Но только когда Рекс свел меня с Клином, у меня реально поперло. Я говорю Рексу, я тебе выделю часть, само собой, сколько хочешь за это? А он мне, не тупи, Снупз, я ничего не хочу, просто хочу, чтобы ты поднялся – ты мне брат. У Клина притон в Хаунслоу и целый дом под замком – небольшое здание, всего около шести квартир, – и он так рассчитал, что все жильцы работают на него в той или иной форме. Каждые две недели я скидываю Клину коробку шмали. Всякий раз, как я с ним вижусь, я могу сказать, фасовал ли он шмаль, птушта у него сенная лихорадка, и пыль от шмали вызывает у него чох и опухание глаз. Он расфасовывает коробку по пакетикам и в таком виде сбывает. Вся коробка – килограмм в пакетиках по 1,8 грамма, по двадцатке за пакетик, – расходится меньше чем за две недели. Это весьма, блядь, впечатляет, брат, говорю я ему, а Клин мне, как иначе, братец, чувак крутится день и ночь, я не сплю.

Я стал чаще оставаться у родителей, ночь-другую в неделю, а если они начинают задавать лишние вопросы или мне нужно заняться чем-то таким, я еду к кому-нибудь из друганов. Дела идут хорошо, я всем купил подарки на Рождество, а остальные лавэ копятся в глубине комода в моей старой спальне.