Кто по тебе плачет

— У меня еще не подошло время связи. Если вы не против, я бы хотел посидеть с вами… Дадите мне московские телефоны, постараюсь передать ваши весточки.

— Спасибо, — еще не своим, далеко не дружественным голосом поблагодарил я. — Но зачем была нужна?…

— Вы хотите сказать, блокировка… Дорогие мои робинзоны. Я вам все объясню, потерпите. Но прежде я должен понять… Романцева и людей… Меня тревожит… поймите… Сначала мы займемся телефонами. Если нет — ваш адрес?

— У меня бумага и ручка в комнате.

— Очень хорошо. Покажите мне вашу комнату.

Я подал ей руку, чтобы она встала, и мы пошли ко мне. Дотошный Академик и тут все обнюхал: прихожую, ванну, комнату.

— Не верится, что это мог сделать один.

— Среди многих людей, может быть, и не поверится…

— Уютно. Хорошо, — кивнул Академик.

— Уютно — это вдвоем.

Он вежливо поклонился ей.

— Все-таки вы меня удивили… А это что у вас?

— Дневник… — Я отрывал из тетради лист бумаги, чтобы дать ей для телефона.

— Дневник? — оживился он. — У вас есть дневник? А вы не могли бы дать мне его почитать? — уж очень деловито спросил Академик.

— Нет.

— Почему? — в удивлении поднял брови.

— Он и мне тоже не дает, — сказала она.

— Послушайте, но ведь я не человек, я робот, я ученая формула. Я никому ни о чем не скажу. Посмотрю и верну… Пожалуйста.

— В самом деле, дай, — сказала она. — Пусть почитает. Поймет, что мы не виноваты в пропаже Романцева.

— Ну, зачем, вы?… Людей все-таки нет. Я не перестану дергать вас, пока что-нибудь не пойму. Не обижайтесь.

— Хорошо, я дам почитать… Ее не дергайте… А вот и наши телефоны. И кого спросить… Передайте, что мы нашлись и приедем…

— И приедем, — счастливо повторила женщина.

Так мне показалось.

— В Москве ночь. — Он хмуро поглядел на часы. — Но позвоним обязательно, чтобы не волновались… Нам придется тут ночевать. Где можно устроиться?

— Вы у меня. Пилот в нижнем холле, другой на складе, в комнате. Остальное все недоделано.

— Я, пожалуй, в холле на этом этаже. У рации.

— Как вам удобно.

— Хочу предупредить, — сказал Академик, — на всякий случай будьте готовы к вылету в любую минуту. На сборы не станет времени. Займитесь, пожалуйста, своими делами.

Это можно было понять, как намек на то, чтобы ему не мешали…

* * *

Пилоты взяли в тамбуре снеговые лопаты, ушли чистить подходы к вертолету. Я присоединился к ним. Возле машины снег, развеянный вихрем, обнажил зеленую, почти летнюю траву, лужайку, припорошенную бельм. Тропинка вела к ней от самого дома.

— Куда, хозяин, будем складывать? — неожиданно спросил меня пилот. И я не сразу понял, кто хозяин и что складывать.

— Много привезли? — подыграл я.

— Книги, приборы, микрофильмы, бегунок, инструменты, коммутатор, воздушный циклон для гаража, продукты, хозяйственное кое-что.

— Книги в дом, — сказал я, — продукты на склад.

Они поднялись в машину, изнутри опустили багажные ворота. Их дверями не назовешь. Опустили, как трап. И я вошел по нему в огромный гулкий бочонок, уставленный коробами, ящиками, тюками.

Но пришлось вернуться к дому и привезти санки, чтобы отправить ящики на склад. Не меньше сорока ящиков и коробок…

Для кого? И кто напишет в амбарной книге: принято у пилота Кашина И. Г. Кто разнесет в аккуратные списки, что где лежит?

— Который среди вас Кашин? — полюбопытствовал я между делом.

— Кашин перевелся на Чукотку, — был ответ.

Мы возили ящики на склад, распихивали по свободным углам. Коробки с печатными снежинками на боку — в холодильные камеры.

Упакованные книги доставили в дом и сложили в одной из комнат прямо на полу…

Сверху доносились возбужденные выкрики, сигналы рации. Академик просил вызвать кого-то, кричал, найдите. Говорил, что Романцев покинул объект по неизвестной причине, поэтому надо немедленно, срочно искать по всем каналам, наводить справки у родных и близких, но так чтобы никого раньше срока не волновать…

Пилоты позвали меня выгружать бегунка, и я пошел, не думая, не спрашивая о том, что это значит — бегунок, и почему так много требуется людей на разгрузку бегунка.

Он притулился в багажнике вертолета, яркий, нарядный, как игрушка. Но я такое видел раньше в кино, живьем не видел… — Аэросанки или мотоцикл? Снегобег? Снегороллер?

Мы спустили бегунка на поляну. Один из пилотов без каких-либо усилий завел машину. Она заскользила по снегу, вильнула, и вдруг понеслась по чистому полю вихрем, оставляя неглубокий взвеянный след.

Я вернулся домой. Она попросила затопить камин, сходить на склад за вином и фруктами…

Академик все кого-то вызывал и предлагал срочно готовить к вылету группу и дублера.

* * *

За столом больше молчали. Правда, хвалили хозяйку, ее цветы, которым она помогла такими стать, фирменный хлеб, настоянный травами чай, варенье…

Лишь один я понимал, как она рассеяна и возбуждена, как нездоровится ей, как хочется лечь и закрыть глаза.

— Ну, до чего же благодать у вас. Я бы ни за что не уехал. Камин, цветы, снег, воздух, тишина, — говорил Академик, щурясь на треску чий огонь.

Пить никто не стал, вино вернулось в холодильник.