Кто поведет тебя во тьму (СИ)

— Этот дварф начал наше знакомство с обвинений в грубости и невежестве, — продолжала Виктория, — а закончил грязными ругательствами и попыткой убить моего друга. Не вижу ни малейшей причины ему помогать.

— Но вы ведь остановили надругательство, все равно что отомстили за этих дварфов, и… — язык Вирджила работал почти без участия головы, он сам не понимал, что нес. «Моего друга»! Она впервые сказала: «моего друга»… До этого Вирджилу казалось, что Виктория с трудом терпит его общество и не отсылает лишь потому, что в одиночку ей было бы труднее выбираться из заварушки с дирижаблем, пророчеством, кольцом и мертвым карликом. А тут она защитила его от драчливого недомерка… да еще и волокла потом в магазин, а теперь посмеивалась и, кажется, совсем не сердилась. О, проклятье. «Моего друга»…

— Отомстила? — Виктория засмеялась, как будто зазвенел хрустальный колокольчик.

— Вирджил, да мне нет никакого дела до этого захоронения и мертвых дварфов! Идея Скайлеров была не лишена остроумия, да и кому было плохо от того, что горстка маленьких мертвецов немного поработала под землей? Внутренние разбирательства дварфов и поиски их потерянных кланов меня не волнуют.

— Но… — Вирджил моргнул, — вы ведь не пошли на сделку со Скайлерами…

— Разумеется, не пошла, но не из почтения к старым костям. Пусть некроманты делают с мертвецами что угодно — на то они и некроманты, верно? Но с приказчиком они зашли слишком далеко. Накладывать на человека проклятие, которое убивает за не вовремя сказанное слово — это уже чересчур. После такой выходки ни о какой сделке не могло быть и речи.

Виктория тряхнула головой и отвела со лба выбившийся из прически золотистый локон. Вирджил смотрел на нее, освещенную теплым светом лампы, вольготно раскинувшуюся в слишком большом для нее кресле, и думал, что, наверное, плохой из него панарий, раз он при всем желании не может понять ход божественной мысли. И вряд ли поймет, даже если будет таскаться за Живущей годами. Может, перед смертью его озарит, и умрет он просветленным монахом. Утешение было так себе.

— Что с тобой? — с мягким беспокойством спросила Виктория. — У тебя больные глаза. Голова?

— Да, — выдавил он, причем врать не пришлось — голова болела зверски. — Хорошо он меня приложил…

— Давай я выйду из комнаты, и ты попробуешь снова, — Виктория соскользнула на пол, шурша подолом платья, и взяла папку и револьвер со стола. — Наверное, мои приборы сбивают твою магию.

— Я вполне могу потерпеть, мадам…

Она уже шла к двери, но остановилась и вдруг наклонилась и коснулась губами его лба. Это был целомудренный, сестринский поцелуй, но Вирджил почувствовал, как встают дыбом волоски на шее сзади. «Не смей, — сказал он себе, стиснув челюсти. — Ты все о себе знаешь. Ты вообще не должен думать о женщинах, а тем более…»

— Не нужно терпеть, если можно не терпеть, — серьезно сказала Виктория. — Я буду в соседней комнате.

Снова зашелестело платье, и она вышла, захватив еще и сумку с тем, что кокетливо называла дамскими штучками. Вирджил приложил руку туда, где, как ему казалось, еще горел след поцелуя. На сей раз заклинание получилось с первого раза.

Уже много позже он задумался, а куда же девалось тело несчастного приказчика из соседней комнаты. Когда он наутро, постучавшись, зашел к Виктории, никаких следов трупа не было видно. Только два человека могли спрятать тело, и поскольку Вирджил совершенно точно этим не занимался — а стоило бы! — оставалось только одно…

========== Часть 4 ==========

Возвращение было болезненным. И нежеланным. Куда лучше было плавать в теплом, мирном забытье, как в бульоне, где не было ни боли, ни надоевших вопросов, ни сволочей полуогров со свинцовыми кулаками. Свет забрезжил между ресницами, тело содрогнулось, и тут же боль отозвалась во всех членах, разлилась от макушки до пальцев. Вирджил сглотнул и попытался вернуться в мягкую ласковую темноту, но поздно. Он очнулся. Рядом четко и напористо выговаривал слова кто-то очень сердитый.

— …совсем озверели? Неужели нельзя было сразу позвать меня и немного подождать? Каким образом я должен проникнуть в мысли этого несчастного, если вы почти выбили из него последний разум?

— Не беспокойтесь, этот подозреваемый крепче, чем кажется, Чезвик. Он вполне в состоянии перенести слияние.

— Если вы не перестанете называть меня по фамилии через слово, то сами не перенесете какое-нибудь слияние, — отрезал незнакомец, и Вирджил, которого эта привычка полурослика в маске тоже выводила из себя, почувствовал проблеск невольной симпатии.

Шевелить веками не хотелось, а разум подсказывал, что стоит только напомнить о себе, как допрос продолжится. Да и слова о каком-то слиянии совсем не вдохновляли.

— Приведите его в сознание, — брезгливо сказал незнакомец. — С чем же приходится работать…

Ох, твою же мать.

Схлопотать еще одно ведро воды в лицо вовсе не хотелось, так что пришлось подать голос. Получилось какое-то невнятное сипение, но сошло и оно.