Остальные больные ничем примечательным не выделялись. Было несколько тихо помешанных, но они были сами в себе и вели тихо. Остальные в основном прапорщики и офицеры, словившие из-за чрезмерного употребления «хорошую белочку», отчего и лечились. Они держались своей кучкой и не смешивались с остальными.
Савельеву азер-маньяк тоже тишком вручил бумагу с просьбой передать на волю. Тот же текст, те же ошибки. Больше он к нам не подходил.
И потекли наши скучные госпитальные будни. Если бы были холостыми — они бы не были скучными. Но мы в течение недели успешно отбили чуть ли не ежевечерние атаки и от нас отстали. Киномеханика тоже забрали от нас, выделив жилплощадь в общежитии. Сводив своих подследственных на необходимые врачебные процедуры, выгулив их на прогулке, мы потом не знали, как убить свободное время. Купили рыболовные принадлежности и несколько раз сходили на рыбалку. Но мы оба были не рыбаками и это занятие тоже забросили. Хотя каждый раз ловили очень приличную рыбу и жарили её. Так постепенно и прошёл этот месяц. И наступил день, когда должна была состояться медицинская комиссия, которая должна была определить — Подсудны наши солдаты или нет?
Насчёт солдата Савельева не знаю, а вот насчёт своего Никифорова не сомневался — признают здоровым и уйдёт он на Зону с хорошим сроком и с хорошей статьёй.
— Товарищи члены комиссии, представляю вам рядового Никифорова. — Я привёл солдата в комнату первого этажа, где проходило заседание и сейчас оба стояли перед столом и перед несколькими врачами, у которых под белыми халатами чётко просматривались офицерские погоны не ниже подполковника медицинской службы. Мне кивнули на стул у стены, а Никифоров сел на стул, стоявший перед длинным столом с врачами. Те стали листать пухлую медицинскую книжку со всеми записями и анализами, что-то тихо обсуждая между собой и разглядывая то или иное заключение. Через несколько минут, придя к общему мнению, все дружно уставились на Никифорова, теперь уже разглядывая его. Попросили встать, сесть. Классическое дотрагивание указательным пальцем правой руки до кончика носа с закрытыми глазами. Также с закрытыми глазами и вытянутыми руками вперёд заставили его несколько раз присесть, что меня подвигло на нечаянное фырканье.
Теперь всё внимание переключилось на меня и также профессионально, холодными глазами ощупали с ног до головы. Я даже слегка испугался, что и меня заставят присесть с вытянутыми руками и закрытыми глазами и я точно также дебильно буду выглядеть, как и Никифоров.
Но всё обошлось мелочью:
— А вы, товарищ прапорщик, посидите в коридоре.
Я вышел, но дверь плотно не закрыл, чтоб слышать и видеть, что там происходит, благо в небольшом коридорчике никого не было. Только, из-за соседней двери доносилось неясное бубнение…
— Так, Никифоров, — послышался голос члена комиссии, — скажите нам — Что такое не утаить шила в мешке?
Никифоров чётко ответил. Да и вопрос простенький.
— А какая разница между лошадью и самолётом?
И тут он ответил толково. Правда, я бы несколько по другому сформулировал ответ.
— А теперь вам тест на сообразительность. Карлик живёт на десятом этаже, но в лифте доезжает только до восьмого. Почему?
Тут я встал в тупик и пришлось отскочить от двери, так как в коридор женщина-санитарка завела стройную и красивую женщину, с тонкими и нервными чертами лица в симпатичном больничном халате и завела её в соседний кабинет, откуда доносилось непрерывное бубнение. Завела и ушла, но в дверях оказалась щель и я с любопытством приник уже к ней. Первые несколько минут женщина с отстранённым взглядом сидела на стуле и тихо, бесцветным голосом отвечала на вопросы, двоих врачей, которые бесперебойно задавали ей. И по мере продвижения этого вопросника, она всё больше и больше волновалась. Быстро, быстро бегала тонкими и изящными пальцами по халату, нервно теребила пуговицы, сжимала рукой горло, а потом внезапно упала со стула на пол и забилась в припадке, с неожиданной силой и треском разрывая на себе халат. Теперь полуобнажённое тело билось в сильных конвульсиях на полу, а врачи, перегнувшись через стол, с профессиональным спокойствием перекидывались репликами, не оказывая ей помощи. Успел, перед тем как ворваться в кабинет, услышать как один другому сказал:
— Дуги истинные…
Несколько раз я сам был в войсках свидетелем таких припадков и знал, что тело и голову нужно сильно прижать к земле, а в рот вставить что-нибудь подручное, чтобы в припадке больной не откусил себе язык.
Посчитав, что врачи растерялись, кинулся на помощь женщине. Влетев в кабинет, кинулся на бившееся тело, навалился и стал прижимать тело и голову к полу, одновременно стараясь закрыть голую грудь порванными частями халата. Врачи от такого моего неожиданного появления, действительно сначала растерялись и громко заржали, когда я, почти лёжа на ней, не заорал на врачей:
— Чего сидите? Помогите мне, а то она бошку себе разобьёт.
А врачи заливались от смеха: